Одиночка
Шрифт:
— И исходя из того, что охранника можно подкупить, — Блюм повернулся и улыбнулся Строссу.
— Да, — тот дважды постучал указкой по карте. — Именно так. Итак…
В комнате повисло напряженное молчание.
Блюм счел, что он должен спросить:
— Итак, когда я лечу?
Стросс посмотрел на британцев и получил последний одобрительный кивок от польского полковника:
— Двадцать третьего. В день полнолуния. Наилучшая видимость. Она понадобится нам, чтобы определить место высадки. Ты полетишь на новеньком истребителе «Москито». Они легкие, быстрые и в состоянии летать над радарами
— Значит, двадцать третьего, — подтвердил Блюм, чувствуя, как его бросило в жар.
— Да, — Стросс отложил указку. — Через два дня.
Глава 26
Несмотря на то что утро воскресенья у Блюма было свободным, он поднялся с рассветом — слишком нервничал. Натан опять принялся просматривать документы: карту лагеря, дело Мендля, — хотя все это уже прочно запечатлелось в его голове.
В полдень к нему в казарму явился Шуберт: судя по всему, его возможности разжиться едой в других местах исчерпались. Блюм выкладывал на подоконник крошки из своего пайка, когда в дверь постучали.
На пороге стоял Стросс.
— Прости за беспокойство, Натан, — произнес он. Блюм никак не мог понять, что выражает его лицо. Он держался скованно и явно испытывал нерешительность. С ним пришел Кендри, хладнокровный британец. Блюм не доверял ему.
— Не возражаешь, если мы присядем?
— Прошу, — предложил Блюм, сдвигая в сторону свои вещи и бумаги, лежавшие на другой койке. Кендри занял место у окна и достал трубку.
— Вот что, — Стросс вяло улыбнулся. — Завтра вечером ты улетаешь. — Он глянул на документы и снимки на кровати. — Ты готов?
— Думаю, да, сэр.
— Все запомнил?
— Как будто я там родился, — улыбнулся ему Блюм.
— Да, — Стросс улыбнулся в ответ. — Разумеется. Осталось еще решить пару вопросов. Ты будешь рад услышать, что мы получили окончательное подтверждение от людей на месте. Они готовы тебя принять. Погода тоже не подвела, — он снял фуражку. — Однако есть еще одна вещь.
— В чем дело, сэр?
Вперед выступил британец, пуская дым из своей трубки.
— Кое-что нас беспокоит, лейтенант. И это не входило в программу подготовки.
— Что именно? — Натан остался сидеть, не спуская с обоих глаз.
— Вопрос в том, лейтенант, сможешь ли ты совершить убийство?
— Могу ли я убивать? — Блюм смотрел на них с неуверенностью. В него стреляли. Несколько раз. Но даже в гетто ему не приходилось никого убивать. — Я солдат, — сказал он. — Конечно я смогу убить, если это понадобится.
— Когда риски так высоки и все поставлено на карту, боюсь, Натан, такой ответ нас не устроит. — Стросс поднялся. — Во время операции может возникнуть ситуация, когда это будет неизбежно. Когда от этого будет зависеть твоя жизнь и успех всей операции. И у тебя не будет времени решать, сможешь ты или не сможешь.
— Тогда я убью. Можете на меня положиться, — твердо заявил Блюм, глядя на них обоих.
— В таком случае, докажи это, — и Кендри, расстегнув кобуру, достал браунинг.
Блюм смотрел на него в замешательстве.
— Каким образом?
— Я вижу ты тут кое с кем подружился, — проговорил британец, улыбаясь Шуберту, сидевшему на подоконнике. Он протянул палец, и животное, подставив ему свой бок, начало выгибаться и тереться о него.
— Да, я кажется вам уже рассказывал, — ответил Блюм. — Он…
Британец посмотрел на него.
Внезапно до Блюма дошло, чего от него ожидали.
— Это что, серьезно? — он покачал головой. Британец продолжал смотреть на него. — Но это всего лишь невинное животное. Он мой друг.
— Отныне у тебя нет друзей, — объяснил майор. — И больше не существует таких понятий, как виновный или невинный. Только те, кто стоит между тобой и твоей целью. Так что я говорю абсолютно серьезно, — он взвел курок и протянул браунинг Блюму. — Мы оба не шутим. Докажи нам.
Блюм растерялся. Он повернулся к Строссу, но капитан не проявил сочувствия. Он лишь пожал плечами.
— К сожалению, Натан, мы не можем оставаться в неопределенности. Слишком многое поставлено на карту.
Ошеломленный Блюм уставился на пистолет. Он не мог выполнить то, о чем они его просили.
— Есть же разница, — выдавил он. Шуберт спрыгнул с подоконника на кровать. Нацисты были убийцами. Они убивали невинных людей, убили его родителей и сестру. Многих его друзей. Он мог уболтать немецких охранников, чтобы они пропустили его через посты, когда карманы у него были набиты лекарствами. Он пересек Польшу со священным писанием, спрятанным в вещах. Его тайком провозили на шведском грузовом судне, где в случае обнаружения его ждала неминуемая смерть. Но такое… Всему есть предел. И это было уже за гранью. Кот спрыгнул на пол и терся о кровать.
Он станет таким же, как они.
— Ты думаешь, когда ты будешь выполнять задание, тебе не придется столкнуться с чем-то подобным? — спросил Стросс.
Кендри так и стоял, протягивая ему пистолет.
У Блюма возникло ощущение, что в него вонзили острый нож. Все, что имело для него ценность, всякая связь с его прежней жизнью, родителями и сестрой, все то, что отделяло его от варваров, убивших его родных, было уничтожено раз и навсегда.
Ты же сам хотел сделать нечто большее…
— Если ты не в состоянии, тогда операция будет отменена, Натан, — умыл руки Стросс.
Шуберт двинулся через комнату. Беги. Давай. Прошу тебя… Молил про себя Блюм. Кот остановился у двери и посмотрел на Блюма, ожидая, что его погладят или угостят чем-нибудь, потом мяукнул.
Блюм взял пистолет.
— Прости меня, — произнес он и шагнул навстречу коту.
Он опустил пистолет и нажал курок. Выстрел прозвучал громко, оружие дернулось в руке у Натана. Кот завалился набок. Блюм продолжал стоять неподвижно, чувствуя, как стыд и опустошение сжигают его изнутри. С этого момента что-то изменилось в нем навсегда — он оказался по ту сторону добра и зла.