Одиночка
Шрифт:
— Кажется, это было во вторник…
— Быстрей, лейтенант, мне это нужно сегодня!
— Вот оно, герр полковник.
Франке вырвал бумагу у него из рук и пальцем пробежался по тексту, пока не обнаружил искомое предложение: В этом сезоне их особенно много в березовых рощах.
Вот что привлекло его внимание.
Кто-то спускался на парашюте… В раздумье Франке поскреб подбородок.
В гребаный березовый
Он поднялся и подошел к карте. Зачем кому-то вообще понадобилось туда ехать? В чертову глушь?
И вокруг ничего, кроме березового леса и концлагеря.
Аушвиц. Повторял он про себя.
— Соедините меня с начальством, — велел он лейтенанту. — С генералом Гребнером. Срочно.
— Сию минуту, — лейтенант бросился исполнять приказ.
Франке анализировал факты. Немного притянуто, думал он, но они складывались в единую картину. Если его предчувствие окажется ложным, что это изменит? Он все равно был приговорен оставаться на этой бесполезной должности до конца войны.
Но если он был прав… Причины могли быть самые разные: побег, разведка или даже бомбардировка лагеря.
Если он не ошибется, это может круто изменить его положение.
Охотник за трюфелями… Что делает охотник за трюфелями? — спрашивал он себя, уставившись в карту.
Он копает.
Куда копает?
Зазвонил телефон. Франке вернулся к столу, секунду он собирался с мыслями, затем прочистил горло и поднял трубку:
— Генерал Гребнер…
Он не сомневался: союзники забросили своего человека в Аушвиц.
Глава 32
В восемь часов утра Блюм уже пил кофе на главной площади Бжезинки. Они с Юзефом урвали пару часов сна в лесном домике одного партизана на окраине городка. Как и предупреждала Аня, хлеб, который предложила им жена хозяина, пока они грелись у очага, был такой жесткий, что об него легко можно было сломать зубы.
На площади происходило столпотворение. Блюм насчитал десять немецких солдат и офицера по снабжению, который формировал бригады.
— Эй, ты! подозвал офицер одного работника. — Плотник, говоришь? Иди туда!
Рабочие группировались около грузовиков, которые развезут их по разным точкам. На «ИГ Фарбен» требовались укладчики кирпича и электрики. В Биркенау ждали плотников и грузчиков. Большую часть работ, как сообщали Врба и Вецлер, выполняли заключенные лагерей. Десяти- и двенадцатичасовые смены без перерывов доводили заключенных до крайней степени измождения, физического и морального. Тех, кто падал без сил от истощения и неутолимой жажды, пристреливали на месте.
Однако часть работ требовала определенной квалификации: профессиональных плотников, умелых слесарей и механиков. Каменщиков. Сильных мужчин, каждый из которых способен заменить дюжину недокормленных заключенных. По всем признакам, налицо было существенное расширение фронта работ, чтобы «ускорить процесс уничтожения», как это сформулировал Стросс. В соседнем Биркенау строили новые бараки, подводили пути к воротам. В Аушвице — больницу, где проводились медицинские опыты на заключенных. Немцы платили жалкие гроши, большую их часть забирали подрядчики. Но любые деньги были кстати, если в разгар войны ты мог купить на них буханку хлеба или тощего каплуна.
— Пойдем, — позвал Юзеф Блюма. — Я договорился насчет тебя. Встань в эту очередь. Ты отправляешься в основной лагерь.
В толпе у старого разбитого грузовика стояло человек двадцать.
Юзеф подошел к крепышу в фланелевой куртке и твидовой кепке, по виду он был тут главный.
— Это мой приятель, о котором я говорил тебе пару дней назад. Он хорошо управляется с молотком.
— Что ты умеешь делать? Кровли? Шпатлевание?
В основном лагере нужны люди.
— Да, — ответил Блюм.
— Ну, — подрядчик окинул взглядом Блюма, не обладавшего ни сложением, ни руками плотника, и произнес не без скептицизма: — Ну, если Юзеф поручился… Предлагаю тебе десять злотых в день.
— Десять?
— Хорошо, двенадцать, но только после того как я увижу, на что ты способен. Пойдет?
Блюм кивнул.
— Садись в машину, — велел подрядчик.
Блюм подтянулся и залез в кузов колымаги. Он был почти полон. Натан нашел свободное местечко около мужика в комбинезоне, курившего трубку.
Подошедший солдат начал пересчитывать сидевших в кузове работяг:
— Eins, zwei, drei… — Блюм наклонился к ботинку. — Эй, ты, поднимись! — Солдат стал считать снова.
Их было восемнадцать. Немец пошел дальше.
— Удачи тебе, друг! — Юзеф ударил по кузову грузовика. — Увидимся в четверг вечером. — Натану почему-то показалось, что себе под нос он пробормотал совсем другое: «Да храни тебя Господь. Сомневаюсь, что мы еще свидимся».
— До четверга, — помахал ему Блюм.
Грузовик тронулся с места. В кабину рядом с водителем запрыгнул немецкий рядовой. Офицер-тыловик и с ним еще несколько солдат ехали позади на полугусеничном вездеходе.
Блюм заметил Юзефа — тот курил, наблюдая, как они отъезжают. Он надвинул кепку на глаза. Когда Натан оглянулся в следующий раз, партизан уже исчез.
В кузове вместе с ним сидели люди разных возрастов. Были мастера со стажем, разменявшие кто пятый, а кто и шестой десяток, не попавшие на войну по возрасту. Грузовик довольно быстро выбрался из города и двинулся по мощеной дороге на юг.