Одиночный выстрел
Шрифт:
Осторожно шагая по иссохшей осенней траве, Люда приблизилась к первому окопу. Солдаты выбрали место для него правильно. У них за спиной оказался бугорок с разросшимися кустами шиповника. Солнце освещало его сбоку, отчего на землю ложилась густая тень. Она маскировала и окоп, и солдат, сидящих в нем. Окоп уже достигал метровой глубины. Однако Павличенко приказала рыть дальше, до полутора метров и затем укрепить его бруствер камнями, чтобы стрелять стоя и с упора. Для вдохновения она сообщила бойцам, что горячий обед будет через полчаса и готовит его самолично хозяйка хутора Кабаченко.
В горнице, на длинном тщательно выскобленном деревянном столе Серафима Никаноровна расставила тарелки. Посредине красовалась литровая бутыль с мутной деревенской брагой, по бокам от нее — миски с квашеной капустой и малосольными огурцами, едой небывалой для походной армейской кухни. В качестве основного блюда выступала вареная картошка и сало, нарезанное тонкими ломтиками. Довольно-таки аппетитно выглядели темнокрасные помидоры, аккуратно разделенные на четыре части и присыпанные крупной солью.
Домашний уют согрел сердца бывалых фронтовиков.
Приятно им было сесть за небогатый, но правильно сервированный стол, кушать не из котелков, а из тарелок, выпить по глотку браги из прозрачных граненных стеклянных стаканчиков. Как будто в родной семье очутились они, увидев седовласого с запущенными книзу «запорожскими» усами хозяина хутора. Он, вместе с ними опрокинув чарку, пожелал служивым доброго здоровья. Двое его сыновей — подростки десяти и двенадцати лет — с восхищением смотрели на военную форму с красными звездами. Старшая дочь, девушка симпатичная, но чем-то до крайности напуганная, слушая солдатские шутки-прибаутки, даже начала улыбаться.
Этот день на хуторе Кабаченко прошел мирно, тихо, славно. Зато потом война собрала свою страшную жатву…
Бои в районе деревни Татарка 10, 11 и 12 октября 1941 года были упорными и кровопролитными. Ситуация изо дня в день повторялась: три вражеские дивизии па одну нашу, 25-ю Чапаевскую, трехбатальонный полк румынской пехоты на первый батальон 54-го стрелкового полка. «Разинцев» здорово выручали гвардейские минометы из дивизиона капитана Небоженко и прицельный артиллерийский огонь бронепоезда № 22, которым командовал лейтенант Беликов.
Воины короля Михая Первого шли и шли на позиции советских войск. Они использовали для прикрытия своего наступления то утренний туман, то сумрак осеннего вечера, озаряемого вспышками осветительных ракет. После минометного или артиллерийского обстрела цепи солдат в касках-макитрах поднимались из окопов и обреченно двигались вперед. Они несли тяжелые потери — до трети личного состава — откатывались назад и снова бросались в яростную атаку.
В такой ситуации именная самозарядная винтовка СВТ-40 сержанта Павличенко трудилась с полной отдачей. Особенности ее конструкции: коробчатый отъемный магазин на десять патронов и автоматически действующий затвор — значительно ускоряли стрельбу. Людмила работала на расстояниях от трехсот до пятисот метров. Она вернулась к излюбленному методу: пуля в переносицу противника или в висок.
Но дивное изобретение талантливого русского инженера Федора Васильевича Токарева требовало тщательного ухода и нежного обращения. Недаром старший инструктор Снайперской школы в Киеве Потапов считал самозарядную винтовку Токарева образца 1940 года, принятую к массовому производству на Тульском оружейном заводе, слишком сложной для использования во фронтовых условиях.
Конечно, генерал-майор Петров подарил сержанту Павличенко улучшенный экземпляр СВТ-40. У нее имелся приклад и цевье из орехового дерева, ствол особо точной обработки, выполненной на прецизионном станке. К тому же ружье изготовили до войны, в сентябре 1940 года, что гарантировало применение марок стали весьма высокого качества и как следствие — достаточную надежность всех его деталей.
Их было 143. Небольших, мелких, очень мелких. Автоматика действовала с помощью пороховых газов, которые всегда сопровождают пулю, мчащуюся по стволу. В СВТ-40 они попадали в газовую камеру, расположенную над стволом и давили там на цилиндр с длинным штоком. Шток же соединялся с толкателем, который упирался дальним концом в стебель затвора.
Винтовка начинала «огрызаться» (например, не перезаряжалась или еле-еле выбрасывала гильзы), если давление пороховых газов менялось. Зависело оно, между прочим, от погоды, от температуры воздуха. Тогда стрелку следовало вручную отрегулировать отверстие в газоотводной камере: уменьшить или увеличить его. Кроме того, «Света» — так прозвали изобретение Токарева в войсках — капризничала и при густой смазке, и при попадании пыли в ее механизм. Последнего далеко не всегда удавалось избежать. Ведь место пехотинца при обороне — окоп, вырытый в земле.
Так все и получилось у Люды.
Румыны подошли близко. Подготавливая очередную атаку, они ударили по позициям русских из минометов, причем вели огонь довольно прицельно. Может быть, их корректировщик заметил мощное дульное пламя снайперской СВТ-40. Может быть, обратил внимание на громкий выстрел. И то, и другое, к сожалению, являлось характерным для действия самозарядной винтовки Токарева.
Первые мины упали перед огневым рубежом второй роты. Они накрыли бойцов дождем осколков и комьев мягкой степной земли. Волна пыли покатилась на их пулеметные гнезда, окопы, траншеи. Павличенко поспешила прикрыть «Свету» полой плащ-палатки, однако все равно затвор при нажатии на спусковой крючок не сработал. Помянув черта, сержант склонилась над ружьем в попытке устранить неисправность. Каска стала мешать Люде. Она сняла стальной шлем и положила на дно окопа.
Новый залп румынских минометов донес до снайпера тонкий и острый осколок. Она прорезал кожу на голове у
Людмилы с левой стороны, под волосами. Кровь обильно потекла по лбу, залепила левый глаз, попала на губы, и Люда ощутила ее солоноватый привкус. Она поняла, что получила ранение, но скорее всего — легкое.
Индивидуальный санпакет находился в нагрудном кармане гимнастерки. Павличенко наощупь расстегнула пуговицу. Все-таки она сумела кое-как обмотать голову бинтом. Кровь пошла меньше, зато подступила боль: рана жгла, саднила и как будто тянула кожу на всей голове.
Опустившись на дно окопа, Люда прижала неисправную винтовку к груди. Над ней свистели вражеские пули. Сбоку застрочил ротный станковый пулемет, вступила в дело с громким «в-вах!» наша батарея 45-мм пушек. Судя по звукам, противник пошел в атаку. Однако принимать участие в ее отражении Людмила не могла. Какие-то медленные, тяжелые мысли ворочались у нее в мозгу: «Надо ждать… Надо ждать… Надо ждать…»
— Товарищ сержант, вы живы? — раздался звонкий голос санинструктора Елены Палий.
— Жива. Но ранена в голову.