Одиночный выстрел
Шрифт:
Давно не видела Людмила подобной картины.
Жаркий июньский день только занимался. Легкий ветерок уносил клочья черного дыма, земля и пыль понемногу оседали. В тишине, наступившей после адского грохота, в долине реки Бельбек двигались вперед, урча моторами, танки. За ними густыми цепями, выпрямившись во весь рост, шагали солдаты, раздетые до пояса. Там были, и группы стрелков с винтовками системы Маузера, и группы автоматчиков, вооруженные известными всем пистолетами-пулеметами МР-40. Между ними и «разницами», занявшими огневые рубежи, расстояние сокращалось, но пока превышало 600 метров.
— Психическая атака? — пробормотал Федор Седых, стоявший рядом с Павличенко в снайперском окопе полного профиля, замаскированным разбитым на несколько обломков мощным стволом дуба.
— Осмелели, сволочи, — Людмила в бинокль рассматривала шеренги.
Оптика показывала ей серые, искаженные гримасами лица, крепко сбитые, еще не загорелые тела. Хорошо кормленные, отлично обученные, неистощенные тяготами длительной осады, настоящие «имперские немцы», были недавно переведены под Севастополь из Донбасса, из состава германский 17-й армии. Они шагали, спотыкаясь о камни, задевая друг друга плечами, пересмеиваясь, переговариваясь, иногда перебрасывая с руки на руку винтовки. Старший сержант наблюдала за ними и вскоре поняла, что солдаты — нетрезвы.
— Готовь к бою «Свету», — она положила на бруствер окопа свою именную винтовку СВТ-40, проверила, крепко ли присоединен к ней магазин на десять патронов, сняла кожаные колпачки с окуляров оптического прицела и заглянула в него, чтобы приблизительно узнать дистанцию до первой шеренги.
Прежде всего, Павличенко всегда объясняла своим ученикам четыре простейшие снайперские правила и требовала их запомнить, как «дважды два»: если выравнивающая, или горизонтальная, нить прицела закрывает фигуру двигающегося пехотинца до колен, это — 250 метров; если до пояса, это — 400 метров, если до плеч, это — 600 метров, если полностью, это — 750 метров. Существовали и другие, более точные способы определения расстояния до цели по базе оптических прицелов ПЕ и ПУ, но тогда следовало составлять уравнение, а многим новичкам сложные математические действия были просто не по плечу. Она же производила в уме все расчеты быстро.
Сейчас в окуляр ее прицела попал человек, шагающий на левом фланге шеренги с пистолетом в руке. Она предположила, что он — офицер, то есть первая из рекомендуемых снайперу мишеней. Расстояние уже изменилось, и достигало 560 метров. Людмила прицелилась, задержала дыхание и нажала на спусковой крючок. «Света» стреляла громко и дульную вспышку давала сильную. Однако в большом полевом сражении это роли не играло.
Как будто услышав сигнал, открыла огонь наша артиллерия: 69-й и 99-й гаубичные артполки, два дивизиона 18-го гвардейского артполка, дивизионы 905-го, 52-го и 134-го гаубичного артполков. Артиллеристы подбили несколько танков, затем нанесли удар по пехотным шеренгам. Вместе с ними громили врага и тяжелые орудия батарей береговой обороны. Снова черный дым поднялся к небу, но на сей раз артналет устроили русские, и от атакующей колонны ничего не осталось.
— Отбой! — сказала Людмила напарнику.
Только к часу дня гитлеровцы восстановили порядок в своих воинских частях, подкрепили их свежими резервами и возобновили наступление. Предварял его налет авиации. «Юнкерсы» и «мессершмитты» пикировали на позиции 54-го стрелкового полка, сбрасывали бомбы, поливали окопы очередями из крыльевых пулеметов. «Разницы» попрятались, однако когда пехотные цепи 50-й и 132-й немецких дивизий снова появилась на пологих северных склонах Камышловского оврага, они взялись за станковые и ручные пулеметы, за самозарядные винтовки и автоматы.
Громким голосом заговорили СВТ-40 у снайперов Павличенко и Седых. Федор хорошо считать не умел, и старший сержант жестами показывала ему, на какое расстояние надо целиться. Люда предложила своеобразный ход боя: стрелять не по первой шеренге, а по второй, причем метить врагам в живот. Корчась от боли, с криками и громкими стонами, фашисты один за другим падали на землю и просили о помощи. Их товарищи из первой шеренги оборачивались, сбивались с ноги, останавливались. Это вызывало замешательство также и у третьей шеренги. Атака, начавшаяся бодро и энергично на участке перед окопами первого батальона, в конце концов захлебнулась. Конечно, тому в немалой степени поспособствовали наши пулеметчики и автоматчики.
Ранение в живот тоже, как правило, смертельное. Только смерть наступает не сразу. Поздним вечером, когда начало темнеть и сражение прекратилось, трупы гитлеровцев пересчитали. Всех тех, кто имел пулевые отверстия на животе, записали на счет старших сержантов Павличенко и Седых. Пожалуй, викинг мог быть доволен…
Защитники Севастополя проявляли чудеса храбрости и героизма.
Однако им катастрофически не хватало боеприпасов, вооружения, продовольствия. Подвоз необходимого войскам имущества с Кавказа затрудняли весьма успешные действия фашистской авиации. Она безраздельно господствовала в воздухе, потопив немало гражданских судов и кораблей Черноморского флота. В июне 1942 года немецкие летчики настолько обнаглели, что стали гоняться за отдельными автомашинами, конными повозками и даже пешеходами, передвигавшимися по территории Севастопольского оборонительного района, расстреливая их с воздуха.
Фрицы, точно крысы, медленно, но неотвратимо вгрызались в советскую оборону, и нашим бойцам приходилось отступать под их бешеным напором.
Комсомольское собрание первого батальона 54-го полка устроили 16 июня, под скалой в Мартыновском овраге, чтобы защититься от внезапного налета. На нем присутствовало 24 человека, причем некоторые имели легкие ранения. Комсорг полка Яков Васьковский произнес короткую печь. Он сказал, что за девять суток, прошедших с начала третьего штурма, в батальоне погибло больше половины членов ВЛКСМ, состоявших здесь на учете. Пополнения нет, снабжение боеприпасами, пищей и водой все хуже. Скрывать нечего: судьба Севастополя предрешена. Но это не значит, будто захватчики будут весело маршировать по его улицам под музыку. «Разинцы» пойдут на самопожертвование и до конца исполнят свой воинский долг.
Его слушали молча. Смертельная усталость читалась на лицах рядовых и сержантов. Их изъеденные потом гимнастерки выгорели от нестерпимо жаркого солнца, бинты на ранах потемнели от пороховой гари. Они пришли сюда с оружием, прямо с огневых позиций. Людмила тоже держала у ноги приклад своей боевой подружки «Светы». Васьковский обернулся к снайперу, ожидая поддержки от орденоносца и комсомолки-активистки. Подумав, она сказала только одно слово:
— Клянемся!
— Клянемся! — как эхо, повторили за ней однополчане.
Всю жизнь Павличенко потом испытывала угрызения совести от того, что не довелось ей исполнить эту святую клятву до конца и быть с боевыми товарищами в их последней битве с ненавистным врагом. Зачем она тогда отправилась в штаб полка, уже неважно. Важно другое. Немцы в тот час нанесли по нему точный удар из тяжелых орудий. Явно сработал корректировщик огня, располагавшийся где-то неподалеку. За семь месяцев Севастопольской обороны она уничтожила их, наверное, не меньше дюжины. А тут вовремя не выследила, не приняла меры, опоздала…