Одинокая душа для ведьмы с ребенком
Шрифт:
Гостиная выгорела целиком. Черные голые стены, закопченный потолок, пол без следа дерева — бетон и пепел. От стоявшей здесь мебели, от люстры, телевизора, торшера осталось разве что несколько мелких металлических деталек, оплавленных до неузнаваемости. Не думала, что так бывает.
Вера чихнула, у меня тоже чесался нос и щипало в глазах. Но тягостное чувство, с которым я сюда шла — как будто собираюсь тревожить умерших или претендовать на чужое
— почему-то исчезло. Ведь, если подумать, именно здесь, в этой комнате, совсем недавно умерли двое — та, чье тело я занимаю, и ее муж. А мне стало вдруг спокойно…
— Как ты? — шепотом спросила Вера.
Я пожала плечами:
— Так странно. Мне
— Ты ведь знаешь, что вы нам не в тягость? — спросила Вера.
— Знаю, — я улыбнулась. — Но это наш дом.
Кухня была… грязной. Заплесневевшие остатки ужина, вонь из мусорного ведра, опрокинутая бутылка из-под пива и засохшее темное пятно на линолеуме под ней — это хотя бы понятно. Но залапанные дверцы шкафчиков и холодильника, замызганная печка, изрезанная клеенка в каких-то пятнах… Фу. Я брезгливая, в кухне должна быть идеальная чистота. А здесь ведь еще и ребенок ел! Ужас! Ну ничего, вычищу. Зато пожар кухню не затронул, даже запаха гари почти не ощущалось.
Лестница скрипела точно так же, как в моем сне. От наших ног оставались темные следы, и в комнаты на втором этаже мы заходить не стали, только заглянули. Все там было в порядке. Пыльно, воздух затхлый, и только. В детской стояла на столе тарелка с печеньем, а по полу раскатились цветные карандаши.
— Оставляй Олежку у нас до вечера, — предложила Вера. — Уберешься… Ну и хоть поплачешь спокойно, если подступит. А хочешь, и ночевать возвращайся.
Плакать я не собиралась, но строить из себя железную леди или бесчувственную стерву перед соседкой и, похоже, единственной близкой подругой — тоже. Обняла Веру, пробормотала:
— Спасибо тебе, спасибо!
Проводила ее до прихожей, отперла дверь — ключи торчали в замочной скважине, целая связка. Нужно будет разобраться, какой откуда, хотя это, наверное, не самое срочное.
Ох, у меня теперь все срочное…
Дверь я оставила открытой — пусть проветривается. Обошла дом, распахнула все окна. Нашла ведро, тряпку и швабру: не таскать же по всему дому гарь и пепел на тапочках.
И принялась за дело. Обгорелые стены мыть я пока не возьмусь, но остальное должно сверкать! Чтобы никакой грязи, никакого, мать его, разлитого пива, вони и плесени! Мне сюда ребенка вести.
Выплескивая в сад под яблоню третье ведро грязной воды, я поймала себя на том, что напеваю под нос. Водилась за мной такая привычка: когда руки заняты, а голова свободна, само собой что-то складывалось в слова и строчки, без особого смысла, но работа от этого спорилась, а настроение поднималось.
Что ж, почему бы и не потащить хорошие привычки в новую жизнь?
А еще почему-то показалось, что и дом, и деревья в саду радуются моей незамысловатой глупой песенке.
Все-таки физическая работа и в самом деле прочищает мозги. Я уже отдраила полы в гостиной и занялась кухней, когда в голову пришла неприятная мысль: а мой ли это дом?
Вдруг он взят по кредиту или ипотеке и еще не выкуплен? Или мы его и вовсе снимали? И что тогда делать?
Этот простой и очевидный вопрос словно прорвал ту плотину в мозгу, которая отгораживала меня от реальности. Я работала или нет? Если да, то где, кем и что делать с неделей прогулов? Если нет, то на что жить? Положена ли мне какая-нибудь пенсия по потере мужа? Пособие на ребенка? Кстати о ребенке, он ходит в детский сад или сидит со мной дома? Если детский сад — то где, на каких условиях, кого я там должна знать? Есть ли у нас родственники, и если есть, то где они? Тут такая трагедия, и никому дела нет?
И кстати о родственниках, где я вообще нахожусь? В смысле, какой
Мой ли это мир? Вроде бы все здесь достаточно привычно, но почему-то же возникает иногда ощущение чуждости и непонятности. А как хочется хотя бы издали поглядеть на своих, убедиться, что с ними все в порядке…
Что ж, отдохнем немного от уборки, тем более что это тело уже устало до дрожи в ногах. То ли не выздоровела окончательно, то ли сама по себе такая хлипкая, непривычная к работе… Ну да с этим мы разберемся. Позже.
А пока я поднялась на второй этаж, остановилась в нерешительности, гадая, откуда начать поиски документов, и почти на автомате открыла одну из дверей.
Здесь была, очевидно, супружеская спальня — широкая кровать, небрежно застеленная выцветшим покрывалом, массивный одежный шкаф с исцарапанной дверцей, времен примерно моей бабушки, и неожиданно изящный секретер светлого дерева с перламутровой инкрустацией, категорически неуместный среди окружающего убожества. На широком подоконнике валялась газета, круглый механический будильник с остановившимися стрелками показывал половину второго. И хоть бы коврик какой на полу, не говоря уж о зеркале со столиком для косметики… Не скажешь, что здесь живет молодая красивая женщина. Правда, зеркало в рост должно быть на внутренней стороне дверцы шкафа — помню я такие шкафы, ведь и правда у бабушки точь-в-точь такой же был. Открыла дверцу, оглядела свое отражение — бледная, растрепанная, вспухший синяк от виска до губ все еще радует переливами от черно-фиолетового до багрового. М-да. И в люди-то не выйдешь с таким украшением.
Осмотр одежды отложила на потом. Сначала — найти документы. Выяснить о доме.
Да что дом, я ведь даже фамилии своей здешней не знаю!
Секретер был не слишком вместительный — узкий, на две полочки и три ящичка. На верхней полке стояло несколько флакончиков и баночек, лежали три тюбика губной помады, резная деревянная шкатулка с брошками, заколками и прочими безделушками. Рассмотрю позже. На нижней — аккуратная стопка тетрадей, ручка и два карандаша, несколько книг, большой блокнот в мягких бумажных корочках и круглая жестяная коробка из-под какого-то импортного печенья. В коробке болтались три катушки ниток — белые, черные и голубые, воткнутая в сложенную бумагу иголка и разрозненные пуговицы. Ну-ну. Сразу видно, что за рукодельница здесь жила.
Документы нашлись в первом же из ящичков, аккуратно сложенные в картонную школьную папку для тетрадей. Мне было не до аккуратности — вытряхнула на откидную столешницу сразу все. Мой паспорт, свидетельство о браке, свидетельство о рождении Олежки — это потом. Развернула тонкую стопку сложенных вдвое листов. Почему-то дрожали руки. Ну да, волнуюсь. Момент истины, чтоб его…
Договор страхования имущества. Отложить, прочитаю потом внимательно, надеюсь, там есть страховка от пожара. Договор накопительного пенсионного вклада, Промышленный Банк, вкладчик — Вольный Максим Андреевич. Очевидно, муженек, чтоб его. Узнать, могу ли я снять, как вдова. В суммы не вглядывалась — нетерпение зудело в пальцах, отдаваясь мелкой дрожью: дальше, дальше! Договор накопительного вклада на ребенка, тот же Промышленный Банк, вкладчик — снова Макс, получатель — Вольный Олег Максимович в день совершеннолетия. И то хлеб, надеюсь, инфляция не съест к тому времени. Тоже почитаю потом в деталях. Дарственная. Вот оно! Дарственная на дом. «В день бракосочетания моего внука, Вольного Максима Андреевича, ему и его жене, Вольной Марине Витальевне, в девичестве Андреевой». Кажется, я физически ощутила, какая гора упала с плеч. Из дома нас не погонят. Спасибо, дорогая бабушка — я нашла подпись — дорогая бабушка Антонина Михайловна. Тоже, кстати, Вольная. Я перечитала дарственную еще раз, с наслаждением вчитываясь в каждую букву. Заодно и адрес запомнила —