Одинокая смерть
Шрифт:
— Ваш муж был дружен с Дэниелом Пирсом?
— Мистер Дэниел? Кто вам сказал такое? Мы, конечно, играли вместе, учились. Но отец мистера Дэниела был богат, а наши отцы — нет. Это большая преграда в дружбе, даже когда вы дети. Не потому, что мистер Энтони или Дэниел были гордецами, они просто были другими, даже если и водились с нами.
Ратлидж поблагодарил миссис Джефферс, а она на это сказала:
— Найдите убийцу Уилла — это единственная благодарность, которую я жду от вас.
Оставив короткую записку для констебля Уокера и график ночного дежурства, Ратлидж собрал чемодан и, покинув
У него оставалось меньше трех дней, чтобы найти ответ.
Всего три дня.
По пути он остановился в Лондоне, чтобы переодеться. Там его ждало письмо. От Реджинальда Юма.
«Я все еще с Розмари. Мысль о том, что она останется одна, без Макса, в доме, наполненном воспоминаниями о нем, нестерпима. Мое присутствие, которое заставляет заботиться обо мне, ее отвлекает. Я стараюсь ей не докучать и не мешать. Здешние доктора стараются меня убедить ехать в Америку, в Аризону. Они считают, что мне должен помочь сухой горячий воздух. Но мне кажется, что я не перенесу такого длительного путешествия. Кроме того, мне надо кое-что сделать при жизни. Хочу, чтобы ты знал: Розмари начинает успокаиваться. Но ей еще далеко до полного спокойствия и примирения с поступком Макса».
Прочитав письмо, Ратлидж отправился на северо-запад, чтобы отыскать в Шропшире деревню Минтон.
Глава 19
Было уже поздно, когда он доехал до места назначения. Он не делал остановок в пути, разве только чтобы спросить, как добраться до Минтона, что пришлось делать по крайней мере с десяток раз.
Уже перед самой деревней он переночевал в маленькой гостинице, где было не более пяти гостевых комнат, и на следующее утро выехал в Минтон.
Ему всегда нравился Шропшир, расположенный на ирландской границе, там, где река делила на две части землю — холмистую на севере и равнинную на юге. Деревушка Минтон прилепилась на склоне холма. С него открывался вид на реку, по берегам которой росли деревья, а дома сгруппировались так кучно, как будто боялись рассыпаться. Айрис-Лейн, заросшая с обеих сторон ирисами, которые легко можно было опознать по широким, прямым как меч листьям, хотя цветов сейчас не было, привела к «Старому колодцу». Это был симпатичный коттедж с широко распахнутыми окнами, впускающими в дом утренний воздух, и свежевыстиранным бельем на веревке со стороны заднего двора.
Ратлидж негромко постучал в дверь, и ему открыла молодая женщина. Лицо ее раскраснелось, как будто она только что бежала вверх по ступенькам.
— О! — Она не ожидала увидеть незнакомца на пороге. — Я думала, что это… То есть не важно, раз вы — не он. Вы заблудились?
Она была довольно плотного сложения, но не толстая мягкие светлые волосы забраны в узел. На ней был мокрый фартук. Может быть, она стирала.
— Я инспектор Ратлидж. Из Лондона. Скотленд-Ярд.
— Боже мой, они нашли Томми!
— Он пропал? — в свою очередь удивился Ратлидж.
— Он так и не вернулся домой с войны. То есть не совсем так. Он какое-то время после ранения находился в госпитале, затем вернулся во Францию в октябре 1918-го. Я получила пару писем, и потом — как отрезало. — Женщина спохватилась, что держит гостя на пороге. — О, простите, проходите в дом. — Она провела его в гостиную.
— Так вы из Лондона, говорите? Вы проделали длинный путь, чтобы рассказать мне о
— По правде говоря, — начал Ратлидж, — я приехал вас расспросить о нем. Вы ведь жили в Суссексе когда-то?
— Да, и я долго плакала, когда мы уехали, но отец получил предложение на лучшее место, хотя мне казалось, что причина была не в этом. Мать похоронена на церковном кладбище церкви Святой Марии в Истфилде, может быть, ему хотелось забыть прошлое.
— А как ваш брат отнесся к переезду?
— Он очень обрадовался. Я думала, что здесь начнется то же самое, его станут дразнить и изводить, он снова будет несчастным и ничего не изменится.
— Как вы считаете, он сам был виноват, что не мог ладить с другими мальчиками в Истфилде?
Сестра Томми озабоченно сдвинула брови:
— Он не пытался. Я уверена. Другие как-то приспосабливались, верно? Особенно один, как его звали? Того мальчика, у которого ноги не ходили. Можно было как-то помочь себе улыбкой или желанием подружиться. Но здесь Томми нас удивил. Он вдруг похудел, потерял лишние килограммы, лицо стало чистым, он вытянулся и стал выглядеть очень хорошо. Я всегда радовалась за него и говорила ему, как он изменился к лучшему. И он сказал тогда странную вещь: «Я должен был измениться в угоду им, хотя мне это было ненавистно…» Можно было подумать, что кто-то принуждал его сделать что-то ужасное.
— Как он себя чувствовал на войне?
— Он был хорошим солдатом. Был всегда исполнителен. Он говорил мне, что все хотели, чтобы он стал таким, что, раз они вообразили себе, что он такой, он для них и стал таким, а они были так глупы, что не заметили. Я плохо понимала, о чем он.
— А после войны?
— Его ранили в конце весны 1918-го и отправили в госпиталь в Бедфордшире. Я ездила к нему туда. Он был очень возбужден, рвался обратно на фронт, восхищался маленькими черными солдатами из Непала. Он говорил, что они умеют убивать лучше других. Он хотел стать их офицером. У них ведь командовали английские офицеры, верно? Он оставался во Франции еще полгода после прекращения военных действий. А когда вернулся, то поехал не в Минтон. Он разыскивал медсестру, которая ухаживала за ним в полевом госпитале в Бедфордшире. Он был закрыт к тому времени. Все раненые были либо отправлены домой, либо распределены по другим госпиталям. Но он ее так и не нашел, никто не мог сказать, где она сейчас. Такая красивая девушка. Я была счастлива за него и надеялась, что он ее найдет. Это было в 1919-м. И после этого он вдруг исчез. Я пошла в полицию в Билдуозе и заявила об этом. Они спросили, не подозреваю ли я какого-нибудь преступления, но я не могла так сказать. Он просто пропал. Они были добры и вежливы, но ничего не могли сделать.
Ратлидж сказал мягко:
— Мы всегда пытаемся найти пропавшего человека. У вас есть его фотография? Это помогло бы.
— Он не любил фотографироваться. Есть, где он с мамой, ему там всего год, — женщина улыбнулась, — и из нее никак нельзя понять, какой он стал взрослым, верно? Да я и не хотела бы с ней расставаться, потому что на ней мама. У меня мало ее фотографий.
Ратлидж осторожно подыскивал слова, чтобы выяснить главное:
— Мне интересно знать следующее. Ваш брат затаил обиду на ребят из Истфилда? Он говорил о них когда-нибудь плохо? Может быть, хотел наказать за то, что они с ним делали? Или это не имело значения, когда он вырос и у него жизнь изменилась к лучшему?