Одинокая звезда
Шрифт:
– Знаешь, я им завидую. Любят друг друга и уже ребеночка ждут. Счастливые!
– Кто тебе мешает? Давай.
– Ох, Гена! Ты в своем репертуаре. Не говори глупости, а то я рассержусь. А наши знают?
– Понятия не имею. Может, кто и знает. Какое это уже имеет значение? Скоро школу окончим, а там – у каждого своя дорога.
– Знаешь, я все Лизоньку вспоминаю. Сейчас ее малышу было бы три годика.
– Да. Он тоже умер, ты слышала? Ее парень.
– Да, слышала. Как все это ужасно! У меня до сих пор какое-то чувство вины перед ними. Будто я могла что-то сделать для них – и не сделала. Будто
– Лена, да ты что! Ты-то при чем? Что ты могла для них сделать?
– Ну… может, надо было заступиться? Сказать, чтобы перестали над ними издеваться. Но не смотреть молча, как они… падают в пропасть.
– Да ты вспомни, сколько тебе было лет. Седьмой класс! Ничего бы ты не сделала, и нечего себя казнить.
Лен, согласись, все-таки это я Шурку с Шурочкой свел. Теперь благодаря мне новый человек появится.
– Да, молодец.
– Можно, я тебя за это поцелую?
– Нет. Нельзя.
– Ну, что ж. Нет – так нет.
И, понурившись, он поплелся к себе. А Лена прислонилась лбом к холодному стеклу и стала глядеть в пустой двор. В воздухе кружились редкие снежинки. Падая на землю, они уже не таяли, и асфальт во дворе кое-где побелел. Небо было низким и беспросветно серым. И хотя было еще только четыре часа дня, оно темнело на глазах.
«Счастье, – грустно думала девушка. – Где ты? Какое ты, мое счастье? Почему не приходишь ко мне? И есть ли ты вообще?»
В дверь позвонили. Это пришел Юра, Ольгин лицеист. Ему удалось-таки уговорить директора и педагогов. Юру не отчислили, и он стал буквально землю рыть, чтобы догнать одноклассников. На уроках сидел за первым столом, являя собой пример усердия и послушания. Ольга попросила дочку помочь мальчику, и теперь он чуть ли не каждый день приходил к ним домой позаниматься. Леночка терпеливо разъясняла ему основы математики, начиная с самых азов. И ее усилия в сочетании с его усердием стали приносить плоды – в журнале появились первые тройки, причем не только по математике, но и по остальным предметам.
– Ты не очень-то радуйся, – охлаждала его Лена. – Тройка не оценка. С тройкой по математике ты ни в какой серьезный вуз не поступишь. Давай занимайся дальше и побольше, чтобы к концу года четверки пошли. Есть же у тебя сила воли?
– Даже две! – заверял он. – Лена, вот увидишь, в одиннадцатом у меня троек вообще не будет. Может, тебе в магазин сбегать или бутылки сдать? Там во дворе пищит этот… который бутылки собирает. А ты потом мне поможешь домашнее задание сделать.
– Не надо в магазин. И бутылок у нас нет. Садись занимайся. Ты не голодный? А то на пустой желудок заниматься бесполезно.
– Не, спасибо, я ел. Я же из дому.
Посидев около часа, Юра встал.
– Лена, у меня все ответы сошлись. Можно, я буду приходить к тебе, когда не получается? А если сам решу, то не буду?
– Конечно, Юра. Позвони, что не придешь, чтобы я не ждала.
– Да у нас телефона нету.
– Тогда ладно. Приходи, когда надо. Я после уроков всегда дома.
А Маринка в это время грызла ручку, мучаясь над Диминым заказом. Заказные стихи у нее обычно получались плохо. Фразы были какими-то плоскими – не образы, а штампы. Стихи рождались неживыми, они не трогали ее душу, хотя заказчикам обычно нравились. Но ведь это был заказ Димы, значит, надо было постараться, тем более что песня конкурсная. А ему так хотелось победить.
Юноша объясняется девушке в любви. В первый раз. Он ни в чем не уверен. Потому что, когда он уверен, то… уже можно и не волноваться. Можно даже и не объясняться, а сразу приступать к делу. Тогда и писать не о чем. Нет, он ни в чем не уверен, и потому в его словах и боль, и страх, и преклонение перед ее красотой. Да, она знает, какой будет эта песня. Все заслушаются. И он победит на этом конкурсе, обязательно победит.
Вдохновение, наконец, нахлынуло на нее, и она принялась быстро писать. Мысли опережали руку, поэтому она стала записывать только обрывки слов – потом разберется. Строки свободно рождались в мозгу. Она писала, наслаждаясь созданными ею образами, рифмами, самими словами, которые предстояло озвучить ее любимому.
Позвонил Дима:
– Мариночка, ты что делаешь?
– Пишу тебе стихи. Объяснение в любви.
– Ну и как? Ты там побольше – люблю, люблю, люблю! Слово такое красивое! Ласковое.
– Нет, Дима, этого слова здесь вообще нет. Но объяснение пропитано любовью и страхом потерять любимую. Тебе понравится. И жюри, думаю, тоже.
– Можно, я приду, посмотрю?
– Приходи, я уже заканчиваю. Сейчас начисто перепишу, а то тут такие каракули! Когда напечатаешь на принтере, один экземпляр – мне. Хорошо?
– Да хоть десять! Ну, я бегу.
Стихотворение привело его в бурный восторг. Он даже запрыгал на месте. И сейчас же унесся домой подбирать музыку.
«Даже не поцеловал как следует, – грустно отметила Маринка, – только чмокнул в щеку, и все. А я так старалась! Неужели он ко мне стал остывать?»
Действительно, после того случая… понятно, какого… они стали реже целоваться и не так страстно. Ведь инициатива всегда исходила от Димы. Она и представить себе не могла, что можно первой его обнять и тем более поцеловать. А он стал… каким-то… не таким, как прежде. Сделают они вместе уроки, погуляют, поцелует он ее на прощание – и все.
Нет, он относился к ней по-прежнему хорошо. Но что-то в этом отношении стало иным – более спокойным, что ли. А она? Она любила его все сильнее и сильнее. И он, конечно, это чувствовал. Но больше никаких попыток не предпринимал. А она не решалась дать ему понять, что уже – не против. В ее душе чувство любви созрело до такой степени, что ее постоянно тянуло к нему. Усилием воли она удерживалась, чтобы не прикоснуться к его руке, не прильнуть к груди. И когда он обнимал ее, замирала от счастья. Но это случалось все реже и реже.
Дима и сам чувствовал, что в его отношении к Марине что-то надломилось. Его любовь к ней как будто побывала в зените и, не засияв во всю мощь, стала клониться к закату. Но у него и в мыслях не было порвать с ней. В его планах они заканчивали школу, поступали вместе в институт. Потом? Потом видно будет.
И никто из них даже не догадывался, даже представить себе не мог, как круто обойдется с ними судьба.
Декабрь на южном Дону совсем не похож на декабрь срединной России. Там это обычно самый студеный месяц, тогда как на юге в декабре случаются такие денечки, когда начинает казаться, что весна перепутала месяцы и явилась задолго до срока. Хотя через неделю Новый год.