Одинокая звезда
Шрифт:
– Ну и как? Что ты чувствуешь? Только – правду.
– Дима, я так счастлива! Мне даже страшно.
– Почему страшно?
– А вдруг это только сон? Вдруг я завтра проснусь и окажется, что ничего этого нет?
– А я завтра тебе позвоню пораньше и скажу: «Доброе утро, солнышко!» И ты поймешь, что это не сон.
– Дима, а вдруг это все кончится? Знаешь… всякое бывает. Жизнь такая… переменчивая!
Она хотела сказать: «Вдруг ты меня разлюбишь?» Но у нее язык не повернулся произнести эти страшные слова вслух.
– Ничего не кончится! Все только начинается. Мариночка, у нас с тобой
– Спокойной ночи, Дима. Я тоже тебя очень люблю! До встречи.
В тот дождливый вечер Ольга вернулась с родительского собрания усталой и расстроенной. Ее десятиклассники написали четвертную контрольную из рук вон плохо. Пришлось выставить за четверть пять двоек. Но родители двоечников на собрание не явились. Почти все они не имели домашних телефонов, а к ним на работу завуч не дозвонилась. Ольга понадеялась, что детки сами скажут родителям о собрании. Но детки-двоечники, естественно, «забыли» это сделать – кому ж охота нарываться на родительский нагоняй? И все возмущение Ольги их учебой и поведением повисло в воздухе.
Особенно донимал преподавателей один хулиганистый парень. На вступительных экзаменах он показал крайне низкие знания, но его мать так плакала и просила директора зачислить сына, что тот сдался. Отец парня погиб от несчастного случая на производстве, и после этого мальчик совсем от рук отбился. Мать надеялась, что, может, хоть в лицее он возьмется за ум.
Но парень учиться никак не хотел – да и не мог, так как имел пробелы в знаниях едва ли не с начальной школы. Тем не менее, он был из лидеров – и поскольку не мог привлекать к себе внимание класса успехами в учебе, стал отличаться его безобразным поведением на уроках.
Родители постоянно возмущались поведением безобразника и частыми драками. Всем было ясно, что слабая успеваемость в классе – следствие низкой дисциплины. Нужно было принимать радикальные меры, а именно – отчислять парня из лицея. Тем более что у него за четверть стояли двойки по всем предметам, кроме физкультуры и биологии. Добрая биологичка вообще не ставила двоек. К тому же парень прогулял больше половины уроков, поэтому все основания для его отчисления были.
Но директор медлил. Ведь отчисление лицеиста сопряжено с крайне неприятными разговорами в гороно и необходимостью подыскивать школу, согласную принять двоечника. Но руководство этой школы обычно сразу начинало просить принять в лицей какого-нибудь ребенка «нужных» родителей. А тот впоследствии мог оказаться ничуть не лучше отчисленного.
К концу четверти терпение родителей лопнуло, и на собрании они высказали директору свое крайнее недовольство. Пришлось тому клятвенно пообещать, что в ближайшее время он соберет педсовет и поставит вопрос об отчислении безобразника. Только после этого родители успокоились.
Потом был очень нервный разговор о перегруженности детей домашними заданиями и проблемах с математикой. Эти проблемы возникали ежегодно. Из-за крайне слабых школьных знаний приходилось повторять математику буквально с начальной школы, со сложения и вычитания простых дробей, не говоря уже о десятичных, и одновременно проходить материал десятого класса. Поэтому, помимо интенсивной работы на уроках,
Еще хуже было с изучением физики. За два месяца первой четверти десятиклассники должны были повторить практически весь материал трех предыдущих классов. Ведь абсолютное большинство бывших школьников никогда не решало задач на законы Архимеда, сообщающихся сосудов и прочие, которые изучались в седьмом и восьмом классах. А без этого успешно решать задачи молекулярной физики и термодинамики было невозможно. Вот и приходилось заниматься этим всю первую четверть – а за оставшиеся полтора месяца короткой второй четверти вталкивать в головы ребят весь материал первого полугодия десятого класса.
И обвинять школьных учителей в слабых знаниях ребят было бессмысленно. Наоборот, при их теперешней позорной зарплате, на которую не смог бы прожить ни один нормальный человек, надо было кланяться им в ножки, что учат детей хоть чему-нибудь.
В общем, проблем с лицеистами было много. Но зато, где бы они потом ни учились, отовсюду приходили только отличные отзывы – марку лицея ребята держали высоко. Большинство из них поступало в свой Политех, задавая отличной учебой тон остальным студентам.
Хорошо, что хоть на кафедре было спокойно. Вошедший в силу Михаил Сенечкин внимательно отслеживал малейшие намеки на ссоры и конфликты, зачастую бытующие в педагогической среде, и гасил их в зародыше. К Ольге он относился трепетно, стараясь почти все ее советы и предложения воплощать в жизнь.
Весьма плодотворной оказалась система студенческих взаимопроверок, придуманная Ольгой. Она внедрила ее сначала в своих группах, а затем – после доклада на заседании кафедры – и в остальных. Дух соревнования, характерный для молодежной среды, и личные взаимоотношения вносили во взаимный контроль знаний столько творчества, остроты и эмоций, что на занятиях скучать не приходилось. Но зато в математику очень быстро влюблялись поголовно все. А знание математики благотворно сказывалось и на изучении остальных предметов – особенно физики и информатики, которые без математических методов усвоить невозможно.
Размышляя над внедрением подобного взаимоконтроля и в лицее, Ольга подошла к подъезду и уже открыла дверь, когда ее окликнула незнакомая женщина, видимо, давно ее поджидавшая. Она зашла за Ольгой в подъезд и прислонилась к батарее, стараясь согреть озябшие руки. Слабый свет лампочки еще сильнее подчеркивал худобу ее лица. Присмотревшись, Ольга узнала мать Юры Шмелева – того самого безобразника, так досаждавшего своими выходками.
– Ольга Дмитриевна, можно с вами поговорить? – Мать просительно смотрела на Ольгу. Было видно, что она еле сдерживается, чтобы не заплакать.
– Но почему вы не пришли на родительское собрание? – с трудом скрывая раздражение, спросила Ольга. – Ведь кроме математики у вашего сына проблемы и с остальными предметами. По физике одни двойки, а на химию он вообще не ходит. Вам бы следовало выслушать и других преподавателей. Да и родители весьма сердиты на Юру и тоже хотели высказать вам свои претензии.
– Вот потому я туда и не пошла, – понурилась она. – Что я им скажу? Что вынуждена работать с утра до вечера, чтоб его одеть да прокормить? А он в это время предоставлен сам себе.