Одинокая звезда
Шрифт:
– Все равно, плохо, что не спросил. Лучше, если он будет хоть чуть-чуть в этом сомневаться.
– Вот уж чего-чего, а притворяться я не умею. Ну тебя! Не хочу больше слушать.
И она положила трубку.
Гена походил по кухне, не зная, чем заняться. Хотелось только одного: позвонить Лене. Но он слишком хорошо помнил ее реакцию на прошлый звонок и боялся нарваться на новую отповедь. Наконец не выдержал.
«Хоть голос ее услышу, – подумал он, набирая ее номер. – Ну, пошлет – ну и что? Проглочу, не в первой. А вдруг повезет?»
– Лен, это я, – покорным голосом произнес он, приготовившись ко всему.
– Слышу, – ответила она. И вздохнула.
– Ты чего делаешь?
– Ничего.
– Ольга Дмитриевна дома?
– Нет, она сегодня поздно придет.
Какой-то у нее голос… смирный, без привычной в последнее время агрессии. Может, помягчела?
– Лен, можно к тебе? Я тоже… ничего не буду делать. Вместе скучать веселее.
– Обещаешь?
– Клянусь!
– Ну иди.
Он съехал по перилам на третий этаж. Она увидела это и только покачала головой, пропуская его в квартиру. Потом подошла к окну и стала глядеть в темноту.
– Не знаешь, что с Маринкой? – помолчав, спросила она. – Ее нигде не видно.
– Она влюбилась, – ответил он. – Только что целовалась до потери сознательности. Сейчас дома – летает под потолком.
– Я видела. Кто он?
– Парень из сорок седьмой. Ничего особенного. На гитаре играет. И песни сочиняет на ее стихи.
– А… понятно.
– Я на компьютерные курсы записался. Только там домашние задания дают. Можно на твоем их делать?
– Конечно. Делай, когда надо.
– Лена, что с тобой? Какая-то ты не такая. Грустная очень.
– Не знаю, Гена. Наверно, эта четверть меня доконала. Все гнала, гнала. Вот – все пятерки, а никакой радости. Наверно, депрессия. А может, просто устала.
– Можно я включу компьютер? Хочу поработать с клавиатурой – я еще не все клавиши усвоил.
– Конечно. Вот возьми хороший учебник – здесь все есть.
Она села рядом и стала смотреть, как он запускает программу. Лицо ее было таким печальным, что у него заныло в груди. «Если она сейчас попросит достать Луну с неба, – подумал он, – полезу.
Сначала на крышу, потом на антенну, потом на облако. Может, дотянусь? Как же я люблю ее! До смерти».
И когда она наклонилась к нему, помогая установить курсор, он не смог совладать с собой. Обнял ее, прижал к себе и стал целовать в висок, в шею, в ухо – в то, что оказалось рядом с его губами. И вдруг с ужасом увидел, что по ее лицу потекли слезы. Она молча плакала.
– Леночка, что с тобой? Ты обиделась, да? Не плачь, я больше не буду!
Он отошел от нее и встал у стенки, спрятав дрожащие руки за спину.
– Нет, это ты прости меня, Геночка, прости меня! Я знаю: ты хороший, ты лучше всех! Ты так меня любишь! Но я не могу, не могу… сама не знаю, почему. Не могу… с тобой… у меня не получается. Ты подожди… еще подожди, не торопи меня. Может быть, потом… я привыкну к тебе, я… я постараюсь! Только сейчас… не трогай меня… пожалуйста!
– Хорошо, хорошо, не буду! Только ты не плачь. Я уже ухожу. Не плачь, ладно?
И он ушел. Поднимался по лестнице и думал: ей было одиноко и она впустила его к себе. Она все понимает, она хочет ответить ему – и не может. Что же это такое? Почему любовь так жестока к нему? Он всю жизнь старался стать достойным ее – и все впустую.
Но он еще поборется. Еще не все потеряно. Она сама сказала: может быть, потом. Он наберется терпения и будет ждать. Иначе – хоть с моста в воду. Ничего другого не остается.
А Маринка, попрыгав по комнате на одной ножке, упала на диван и стала грезить наяву, вспоминая сегодняшний вечер. Она обсасывала его, как косточку, – мгновение за мгновением. Вот он увидел ее и просиял, вот он взял ее под руку, вот они сидят, прижавшись друг к другу и слушают песенку дождя. Вот они в кафе, вот они во дворе, вот он притягивает ее за поясок к себе. О, как сладостно прикосновение его губ к ее губам! Какое-то новое ощущение во всем теле… какое-то тепло в груди. Нега – да, вот подходящее название этому ощущению. Как она его любит – бесконечно! Какое счастье любить! Как она жила без любви? И разве это была жизнь? Просто какое-то растительное существование.
От сладких грез ее оторвал звонок. Звонил, конечно, Дима.
– Мариночка, мы опять не договорились, когда встретимся.
Как ей хотелось сказать ему: «Немедленно! Прямо сейчас!». Но у нее хватило ума предоставить право назначить свидание Диме – сказывалось Генино воспитание.
– Когда хочешь, – ответила она, стараясь сдерживать насколько можно прорывающуюся в голосе радость.
– Давай завтра утром? Хочу пригласить тебя в гости. На обед. С мамой познакомлю. И с отцом. У меня мировые родители. Мама вообще мой лучший друг, хоть и завуч. Придешь?
– Ой, я боюсь! А вдруг я им не понравлюсь? А они знают, что ты хочешь меня пригласить?
– Конечно! Именно мама мне это и предложила. Я пришел, как хлющ, а она говорит: «Что, и завтра будешь девушку по дождю водить? Лучше пригласи в дом – посидите, поболтаете, на компьютере поиграете. Фильмы новые по видику посмотрите. Прогноз на завтра не располагает к прогулкам». Так ты придешь?
– Ладно, я согласна.
– Тогда я зайду за тобой часиков в десять. Погуляем немного для аппетита, а потом – к нам. Только предупреди своих, что тебя до вечера не будет. В крайнем случае, мой телефон оставь. Тебе не влетело от отца?
– Нет, обошлось. Мама заступилась.
– Если я зайду за тобой, он меня с лестницы не спустит?
– Нет, не бойся. Он, как узнал, что твой отец тоже полковник, сразу помягчел. Поворчал для вида, а так – ничего. Думаю, ты ему понравишься. Ты не можешь не понравиться.
– Спасибо. Мариночка, можно тебя спросить?
– Конечно! Спрашивай, о чем хочешь.
– Ты до меня с кем-нибудь встречалась?
– Нет. Друзья у меня среди ребят есть. С Венькой Ходаковым еще с детсада дружу, с Геной Гнилицким – ты его уже знаешь. А как с тобой – такое со мной впервые.