Одинокая звезда
Шрифт:
Дима пришел задолго до назначенного времени. По мере приближения стрелки часов к пяти он все сильнее волновался. Придет или не придет? Она так безразлично разговаривала с ним по телефону. Вдруг у нее уже кто-то есть?
Он стоял под зонтом, держа в руке темно-красную розу на длинной ножке, купленную у входа в парк. Дождь усилился, и аллеи парка опустели. Он посмотрел на часы. Пять. А ее нет. Наверно, не придет, дождя испугается.
Он собрался пойти позвонить и вдруг увидел ее. Она неспешно шла под красным зонтом в роскошном длинном пальто – такая тоненькая, румяная, необыкновенно хорошенькая. Он протянул ей розу и, целуя в ладошку, заглянул в глаза. И сразу почувствовал ее волнение, а почувствовав его, успокоился. Она взволнована, значит, ждала этой встречи не меньше него. Значит, он ей небезразличен, очень даже небезразличен. И никого другого у нее нет. Какое счастье!
Он взял ее под руку, и, прижав к себе, спросил:
– Что Мариночка предпочитает: прогулку под этим уютным дождиком или, может, посидим в кафе «Золотой колос»? Там сегодня почти никого – я заглядывал.
– Пойдем на нашу скамейку, – предложила Маринка.
– Прекрасная идея! Но она же мокрая. Не идея – скамейка.
– Ну и что? У меня два больших целлофановых кулька есть – постелим. А под зонтиками не промокнем.
– Что ж, раз так – пошли.
Они спустились вниз. Листья с деревьев уже почти облетели и золотым мокрым ковром лежали на земле. Кругом не было ни души. Они постелили Маринкины кульки и сели, сдвинув зонты. Так они сидели некоторое время молча, слушая шум дождя и наслаждаясь тишиной и уединением.
«Наверно, это самые прекрасные минуты в моей жизни, – думала Маринка. – Интересно, есть ли кто-нибудь на свете счастливей меня? Как хорошо с ним просто сидеть и молчать».
«Если я ее сегодня не поцелую, – думал Дима, – буду последним дураком. Но не сейчас. Сейчас мы немного поболтаем. Пусть расскажет, чем занималась эту неделю: какие успехи в школе, что нового написала. Девушки любят, когда интересуются их делами».
– Мариночка, я всю неделю о тебе думал, – начал он, и это было правдой. – Утром встаю и говорю мысленно: «Доброе утро, Мариночка! Удачного дня». Вечером ложусь и думаю: «Спокойной ночи, дорогая! Счастливых снов» Как ты считаешь, что бы это значило?
«Что ему ответить? Ждет, что я сейчас растаю. Только без глупостей!» – подумала Маринка, замирая от счастья. А что бы посоветовал Гена? Он бы сказал: преувеличивает.
– Я думаю, ты преувеличиваешь, – ответила она, погрузив нос в розу и опустив ресницы, чтобыглаза не выдали ее радости.
Да, эта девочка не похожа на остальных. С ней надо держать ухо востро. И Дима решил переменить тему.
– Ну как зачеты? Все посдавала?
– Спасибо, хорошо. Даже лучше, чем ожидала. Физичка пятерку в четверти поставила. Теперь надо жать, чтобы было пять в аттестате. В прошлом году у меня даже трояки случались. «Спасибо Гене!» – мысленно поблагодарила она друга. Если бы не он, не видать мне этой пятерки, как своих ушей без зеркала.
А Дашенька стала бы клясться: «Ничего не могла учить, все время о тебе мечтала!», – подумал Дима.
– А обо мне вспоминала? – прямо спросил он и замер. Что она ответит? А главное, каким тоном. Жаль, нельзя заглянуть ей в глаза – сидит, опустив реснички. Скромница! Ничего – он в них сегодня еще заглянет.
«Держись! – приказала себе Маринка. – Не растекайся по паркету, как сказал бы Гена».
– Конечно, вспоминала, – сдержанно ответила она, стараясь не смотреть на него. – Ты же звонил. Ну как, выбрал что-нибудь из моих тетрадок?
– Выбрал, и не одно. Там есть детское стихотворение «Песенка про щенка» – ну просто отличное. Само поется. И еще несколько. Сейчас мелодии подбираю.
– О, про щенка мы еще в детском саду пели. На фестивале детской песни. Я сама тогда мелодию придумала. Даже приз получили – пять коробок конфет. Мы ими тогда объелись. И по телевизору нас показывали.
Она вспомнила, как все восхищались Леночкой, – какая она была красивая на экране. И как ей, Маринке, было обидно, ведь песню сочинила она, а не Ленка.
– А новые стихи написала?
– Всего одно. Некогда было. Может, на каникулах сочинятся.
– А как ты сочиняешь? Долго думаешь или сразу? Я, когда начинаю подбирать рифму, думаю-думаю, и иногда ничего на ум не приходит. Беру первую попавшуюся. Из-за этого песни такие корявые получаются.
– Нет, у меня иначе. Иногда совсем не пишется – даже боюсь, что больше уже и не сочиню ничего. А потом вдруг как нахлынет! Помнишь, как у Пушкина: «минута и стихи свободно потекут». Именно так – свободно. Хватаю, что под руку попадется, и пишу, пишу. Почти ничего потом переделывать не приходится. Одно-два слова, и все.
– Да, у тебя талант. Зря не идешь на литфак. Погубишь его, потом пожалеешь. Программистов много, а хороших поэтов – раз-два и обчелся.
– А жить как? Кто сейчас поэзию покупает? Нет, надо специальность получить, которая прокормить сможет. А стихи и так можно сочинять, между делом. Пушкин вон литфака не кончал, а стал великим поэтом.
– Тут, я думаю, ты не права. Во-первых, Александр Сергеевич получил великолепное, по тем временам, гуманитарное образование. Во-вторых, литфак дал бы тебе знания, которые ты сама нигде не получишь. Как твой отец говорит: ты бы стала на ступеньку выше именно в творчестве. Лучше бы писала и тематика твоих стихов расширилась бы. Но решать, конечно, тебе.
– Нет, Дима, я пойду в Политех. Стихи не моя профессия. Буду писать ради собственного удовольствия. Может, повезет – книжку издам. Когда-нибудь. Пусть люди читают. Если повезет.
– Жаль. Ну прочти мне стихотворение, что на этой неделе написала. О чем оно?
– Оно о людях, которые, когда были молоды, любили друг друга, а потом поссорились и расстались. И она представляет себе их встречу через много лет. Вот послушай:
Когда-нибудь мы станем старше вдвое.Пройдут года. Промчится много лет.И может быть, мы встретимся с тобою.Узнаем мы друг друга? Или нет?Наверно, да. Ты станешь взрослым дядей.И в жизни каждый свой отыщет путь.Мы встретимся. И, друг на друга глядя,Мы вспомним то, что больше не вернуть.– Стоп! – остановил ее Дима. – Дальше не читай. Не хочу, чтобы у нас с тобой так было. Это слишком грустные стихи. Дочитаешь их когда-нибудь в другой раз.
Они опять помолчали. Каждый думал о своем.
Дождь усилился, и стало быстро темнеть.
– Пойдем, Мариночка, в кафе, – встал Дима, – что-то холодно стало. Да и сыро. Как бы ты не простудилась. Выпьем по чашечке кофе с пирожным.
– Только недолго, – согласилась Маринка, – отец не любит, когда я поздно возвращаюсь. А для него темно, значит, поздно.