ОДИНОКИЙ БУНТАРЬ: Брайан Джонс и юность «Rolling Stones»
Шрифт:
Казалось, что по-другому и не возможно. В то время было очень мало сольных рок-звезд; почти все они были в группах. Хотя идеи Брайана и были глубокими и инновационными, он знал, что уже не может сочинять музыку, которая могла бы соперничать с композициями Джаггера-Ричардса. Но все-таки: действительно ли он так хотел состязаться с ними, или же он желал вернуться к блюзу? Брайан выбрал путь наименьшего сопротивления.
В сентябре «Стоунз» окончательно распоясались. Реклама их последнего сингла “Have You Seen Your Mother, Baby, Standing In the Shadow?” полностью затмила саму музыку. Они решили переодеться в женские одежды и с помощью режиссера Питера Уайтхеда заснять эту фотосессию на кинопленку в Нью-Йорке, в переулке 3-й Авеню. Первый раз в своей взрослой жизни Брайан выглядел неуверенным в том, что делать с черными женскими
Впервые в своей истории «Стоунз» взяли к себе в штат на работу человека, ставшего для них и другом, и нянькой — это был первоклассный специалист по связям с общественностью по имени Лес Перрин. Он занимался этим бизнесом много лет и был уважаем в своей среде. Для группы приглашение его было важным шагом. Лес никогда не подписывал контракта со «Стоунз»; соглашение было в том, что если группа будет недовольна его услугами, то она сможет выгнать его в любой момент. Также, если он захотел бы расстаться с ними, то он свободно сделал бы это. Но неважно, болела ли за него нация или нет, Брайан окончательно потерял почву под ногами и все глубже скатывался в омут депрессии, хотя он и боролся с ней как только мог. Это была борьба, в которой особенно старалась помочь ему жена Леса Джэни. Одна из причин падения Брайана состояла в его глубоко укоренившемся чувстве неуверенности в себе. Соперничество внутри «Стоунз» имело под собой не только музыкальные причины. Брайан, Мик и Кит были вечно озабочены вопросом о том, чья подружка лучше. В результате этого Кит, которого редко можно было увидеть в женской компании, оставался без определенной спутницы, с которой бы он публично ассоциировался, а если таковые и были, то они состояли явно не в той же лиге, что Анита и Мэриэнн Фейтфулл — новая девушка Мика, дочь баронессы и воспитанница закрытого женского пансиона. Все возрастающий интерес Мика к Мэриэнн означал, что трое — это уже толпа, как поется в песне “Get Off My Cloud”. Оставленный в тени, Кит обратился к Брайану.
Нужда Брайана в друге внутри группы, к сожалению, лишила его возможности трезво оценивать поступки Кита в рамках возобновления их хороших отношений со времен Эдит-гроув. Брайан совершил ошибку, посчитав, что Кит теперь находится в его лагере, и это безмерно радовало его. Это ярко характеризует тогдашний дефицит у Брайана позитивных эмоций от общения со «Стоунз» в том плане, что его сверхподозрительная натура немедленно не распознала в Ричардсе потенциального неприятеля в так называемом «женском вопросе». Кит сразу же откликнулся на предложение Брайана разделить с ним и Анитой его роскошную квартиру. В отношениях этой триады что-то теперь было нездоровым, неестественным. Постепенно они начали ссориться, и во время таких ссор здравый смысл из их отношений полностью улетучивался. Ведомый Анитой, Брайан был очень чувствителен к подшучиваниям — особенно если в данный момент он находился «под кайфом». Но со всей своей неосмотрительностью он поддался на одну из очередных безумных Анитиных «придумок».
Брайана и Аниту постоянно приглашали попозировать для глянцевых журналов. Будучи красивой и к тому же знаменитой парой, они могли бы просто разодеться в пух и прах и обниматься в самых чувственных позах для глянцевых журналов. Западногерманский журнал «Штерн» очень желал заполучить фотогеничного Брайана для обложки своего ноябрьского номера, но когда редакция получила фотографию, то была более чем поражена. На ней Брайан в нацистской форме с отвратительно гордым взглядом давил голую куклу каблуком своего сапога, в то время как Анита сочувственно расположилась у его ног.
Журнал немедленно отверг этот снимок — но, к сожалению, он немедленно вызвал невероятный фурор. Пресса снова сомкнула когти над Брайаном и теперь жаждала крови. Фотография появилась во множестве национальных газет. Сомнительно, что Брайан отчетливо отдавал себе отчет в том, что он наделал, пока, наконец, не протрезвел окончательно. В попытках объяснить перед массами этот свой шаг он только вяло оправдывался: «Это — реалистические картины. Все это — обычная бессмыслица». Очень сомнительное извинение, показавшее его недальновидность и неразборчивость. Брайан определенно не симпатизировал нацистам и позднее весьма сожалел
Со шквалом критики, обрушившейся на него, Брайан все ощутимей стал испытывать подозрения в истинных мотивах многих поступков Кита по отношению к нему. И без того уже достаточно морально неустойчивый, он теперь все больше принимал ЛСД, который усиливал его неуверенность, и тогда ему все сильнее начинало казаться, что прямо за его спиной против него задумываются самые гнусные дела. Из-за этих страхов его характер, и так вспыльчивый, только ухудшился. Он сам очень стыдился вспышек ярости, в которую он временами впадал, и воспоминания о прошедших бурях на следующий день только усиливали его чувство вины.
Чтобы хоть как-то пресекать эти приступы, он начал принимать еще больше «кислоты». Вообще, ее действие крайне непредсказуемо. При «хорошем трипе» Брайан видел мир словно сквозь прекрасный и блестящий, переливающийся всеми цветами радуги кристалл. Тогда он расслаблялся, кайфовал и дурачился, безобидно усмехаясь. Но «плохой трип» заставлял его бегать из угла в угол в непонятном страхе и съеживаться где-нибудь в углу, пока этот страх не наполнял все его естество до самых краев. Тогда ему чудились монстры, выползающие из стен и приближающиеся к нему. Но, несмотря на все ужасы «плохого трипа», он продолжал — когда жизнь прижимала его к стенке — в очередной раз отправляться в поисках галлюциногенной глухоты и слепоты, которые даровал ему «хороший трип».
Брайан был убежден в том, что «кислота» дает ему возможность сочинять лучшую музыку. Это было вполне справедливо, если он испытывал последствия «хорошего трипа». «Плохие трипы» же много раз способствовали тому, что Брайан просто не приходил в студию. Конечно, не приходя на сейшены, Брайан понимал, что это дает дополнительные причины остальным участникам группы для того, чтобы открывать очередной огонь упреков и насмешек в его сторону, что усиливало его депрессию. Брайану мало-помалу начало казаться, что куда бы он не повернулся — его везде преследует только неудача. Однако когда он, наконец, приходил в студию, то обнаруживал, что в его отсутствие в творчестве группы повеяли ветра перемен, и они дули явно не в его паруса.
Примерно в этот период Брайан начал усиленно экспериментировать с одеждой — возможно, в стремлении компенсировать свою неуверенность. Он стал первым, кто привнес гламур в недра «Стоунз» своими разноцветными сюртуками, фетровыми шляпами и берберскими украшениями. Поп-тусовка последовала его примеру безоговорочно. Воплотив в себе безответственный и опасный блеск своей эпохи, он подтолкнул ее на грань андрогинного, представив на суд лондонской моды кружева и халаты, развевающиеся шарфы и широкополые шляпы, ранее бывшие достопримечательностью разве что конкурсов на лучший женский головной убор, ежегодно проводимых во время скачек в британском Эскоте. Женские пиджаки, шелковые рубашки и меховые жилеты, не говоря уже о ярко-полосатых, как ярмарочная конфета, блейзерах, разноцветных продолговатых очках, за которыми он скрывал от окружающих свой печальный взгляд, неизменно притягивали к его экзотической фигуре любопытные взгляды и вспышки фотокамер. К вящей радости владельцев бутиков, его демарши спровоцировали в 1966-м массовые рейды молодежи по магазинам в поисках яркой одежды, когда начался всеобщий взрыв интереса к психоделическим цветам и тканям.
Красивые ткани виднелись в каждом выдвижном ящике, в каждом серванте квартиры Брайана на Кортфилд-роуд. Брайан выбирал свой ежедневный костюм так, как художник создает коллаж. Он был первой рок-звездой, который стал обвивать свои колени и шею шарфами. Он украшал себя колье и браслетами, антикварными брошами, кусочками старинных тканей — парчи и шелка. Они связывали его с другими временами и иными местами планеты. Брайан превратил стиль своей одежды в захватывающее личное послание. Да — одежда для Брайана, как, скажем, и для многих женщин, была (после музыки) его самым сильным средством самовыражения. Все в ней служило для эффекта красоты. Брайан доказал, что и мужчина может одевать невероятную, почти женскую одежду и при этом все равно выглядеть привлекательным и мужественным. Он размыл границы между мужским и женским. И этому андрогинному вызову последовали не только поп-звезды, но и обычная публика, покупавшая пластинки, а также хиппи.