Одинокий голубь
Шрифт:
В сгущающихся сумерках Калл заметил приближающегося всадника. Он с облегчением узнал Дитца. Негр все больше казался ему единственным человеком в команде, с кем он иногда мог перекинуться словом. Гас каждое слово превращал в спор. С другими легко было разговаривать, но они ничего не знали. Если подумать, то просто тоска берет, как мало большинство людей успевают узнать за свою жизнь. Лучший пример — Пи Ай. Верный, толковый и храбрый, но абсолютно неспособный учиться на своем опыте, хоты опытом обладал весьма значительным. Он снова и снова подходил к норовистой лошади не с той стороны и каждый раз удивлялся, получив увесистый пинок.
Дитц
Калл ждал, торопясь узнать, куда направился Синий Селезень и в самом ли деле то был он.
— Какие новости? — спросил он. Дитц выглядел мрачным.
— Я упустил его. Миль десять он двигался на юго-восток. Потом я его потерял. Он вошел в ручей и так из него и не выходил.
— Странно, — заметил Калл. — Ты думаешь, это Синий Селезень?
— Не знаю, капитан.
— Ты думаешь, он ушел?
Дитц отрицательно покачал головой.
— Нет, я так не думаю, капитан. Нам придется присматривать за табуном.
— Черт, — рассердился Калл. — А я-то надеялся на спокойную ночь.
— Сегодня полнолуние, — заметил Дитц. — Мы его легко засечем, если он рискнет появиться.
Они сели рядком, наблюдая, как поднимается луна. Скоро она залила все окрест бледным светом. Начал трубить техасский бык. Он находился на другой стороне стада, в тени, но в неподвижном воздухе его рев разносился по всей долине и отдавался эхом от известняковых обрывов на западе.
— Ладно, пора и поесть, — обратился Калл к Дитцу. — Поеду-ка я к тем обрывам. Может, он здесь с бандой. Ты расположись между нашим лагерем и лагерем Джейка, чтобы помочь, если он приедет за девицей. Будь осторожен.
Калл галопом поскакал к обрыву, находящемуся примерно в миле от лагеря, поднялся на самый верх и расстелил свою постель на краю. В ясную ночь да при полной луне он мог отсюда видеть все стадо и яркие язычки пламени костра, которые иногда исчезали, когда кто-то проводил мимо лошадь.
За его спиной кобыла несколько раз раздраженно лягнула землю и принялась щипать траву.
Калл достал ружье из чехла и прочистил его, хотя оно и так было в полном порядке. Иногда сам процесс чистки ружья, повторяемый в тысячный раз, освобождал его мозг от утомительных дум и воспоминаний, но на этот раз старый рецепт не помог. Гас расстроил его, упомянув Мэгги, самое горькое воспоминание в его жизни. Прошло уже двенадцать лет, как она умерла, но память по-прежнему сохранила горечь, потому что то, что случилось с ней, было необязательно, а теперь и непоправимо. Он ошибался в бою, вел людей на смерть, но эти воспоминания не терзали его душу: бит вы были нужны, а люди — солдаты. Он считал, что выполнял свой долг достойно, насколько было возможно в тех трудных приграничных условиях.
Но Мэгги была не солдатом, а несчастной молодой шлюхой, которая по непонятной причине решила, что именно он должен спасти ее от ее же ошибок. Сначала ее узнал Гас, потом Джейк, потом еще много мужчин, а он навещал ее лишь из любопытства, интересно же было выяснить, о чем это мужики постоянно говорят и спорят. Выяснилось, что ничего особенного, во всяком случае, с его точки зрения, — короткий неловкий эпизод, причем смущение и чувство неловкости значительно перевешивали сомнительное удовольствие. Он не должен был идти к ней второй раз, не говоря уж о третьем,
— Что тебе? — спросил он однажды, поворачиваясь к ней на лестничной площадке.
— Ты можешь назвать меня по имени? — спросила она. — Хоть однажды?
Его настолько удивил вопрос, что именно его он и помнил все эти последующие годы. Почему ей было важно, чтобы он назвал ее по имени?
— Ну, конечно, — удивился он. — Тебя зовут Мэгги.
— Но ты никогда не зовешь меня по имени, — пожаловалась она. — Ты вообще никак меня не зовешь. Мне только хочется, чтобы ты хоть раз сказал, когда придешь.
— Не понимаю, зачем это нужно, — честно признался он.
Мэгги вздохнула.
— Ты просто меня порадуешь, — пояснила она. — Я буду так счастлива.
Что-то в ее словах глубоко обеспокоило его. Казалось, она заплачет или бросится за ним по лестнице.
Ему приходилось видеть и мужчин и женщин в отчаянии, но он как-то не ожидал этого от Мэгги. Но именно отчаяние прочел он в ее лице.
Через два дня он было направился к ней снова, но остановил себя. Вместо этого взял ружье, пошел к индейской переправе и просидел там всю ночь. Он никогда больше не ходил к Мэгги, хотя иногда встречал ее на улице. Она родила мальчика, прожила еще четыре года и умерла. Если верить Гасу, свой последний год она непрерывно пила. Одно время она путалась с Джейком, но потом Джейк уехал.
Все эти годы он помнил, с какой надеждой останавливались на нем ее глаза, когда он входил или уходил. Это были самые болезненные воспоминания, ведь он не просил ее так хорошо к нему относиться, и тем не ме нее она была к нему привязана. Он лишь хотел купить то, что покупали и другие мужчины, но она выделила его, и этого он никогда не мог понять.
Он тем не менее чувствовал себя виноватым, потому что он ведь возвращался снова и снова и бездумно позволил этой ее привязанности вырасти. А потом ушел.
— Разбил ее сердце, — без конца повторял Гас.
— О чем ты? — говорил Калл. — Она же была гуля щей.
— У гулящих тоже есть сердце, — заметил Август. И горькая правда заключалась в том, что Гас был прав. В ней не чувствовалось ничего жесткого, все знали, что она не годится для такой жизни. У нее часто по являлось на лице выражение нежности, ему ни у кого не пришлось больше видеть такого выражения. Он все еще помнил ее движения, даже лучше, чем слова. Она никогда не умела как следует уложить волосы и постоянно поправляла их рукой.