Одинокий голубь
Шрифт:
— Вот уж не думал нарваться на такой разговор, — сказал он. — В первый раз встречаю платную конюшню, которая закрывается среди бела дня.
— Да нет, конюшня не закрывается, — поправил его Август. — Мы готовы поставить туда все, что вам потребуется. Закрывается то, что касается продажи лошадей.
Уилбергер подошел к веранде.
— Если тот кувшин сдается напрокат, я бы взял напрокат глоток, — предложил он. — Похоже, этот кувшин — единственное, что еще открыто в вашем городке.
— Открыто и на халяву, — заверил Август, протягивая
Пока Уилбергер пил, Август взглянул на Калла. Его высказывание насчет ста лошадей показалось слишком уж нахальным, даже если они и планируют поход в Мексику. В последние набеги они в основном интересовались скотом. Иногда им попадалось несколько лошадей, которых они присоединяли к коровам, но их число редко превышало дюжину за одну ночь. Откуда возьмутся еще девяносто, Август представления не имел.
— Разве здесь в городе нет шлюхи? — спросил Чик. Он все еще сидел в седле. Вопрос застал всех врасплох. Даже Уилбергеру он явно не пришелся по вкусу. — Видите ли, те парни у колодца отказались меня просветить, — объяснил Чик несколько обиженным тоном.
— Это потому, что они богобоязненны, — пояснил Август. — Этих ребят вы ни с какой Изабелью не застанете.
— Ее так зовут? — спросил Чик. — Я слышал, по-другому.
— Никак не научится бороться со своими страстями, — объяснил Уилбергер. — Надеюсь, вы его простите.
— Нам тут болтливых не надо, — туманно высказался Август.
— Так насчет лошадей, — сказал Уилбергер, возвращаясь к более серьезной теме. — Этот разговор насчет "закрыто" очень некстати. Я надеялся вернуться к своему стаду к восходу. Оно сейчас в неудачном месте. Комары сожрут моих людей, если я не потороплюсь. Если я достану достаточно лошадей, чтобы тронуться с места, я, может, остальных прикуплю по дороге на север.
— Рискованно, — заметил Калл.
— Знаю, что рискованно, — согласился Уилбергер. — А что не рискованно? Сколько вы мне можете продать сегодня днем?
Каллу надоело ходить вокруг да около.
— Три, — ответил он.
— Три сегодня днем и сто завтра, — заметил Уилбергер. — Наверняка у вас есть приятель, у которого полно лошадей на продажу. Жаль, что я с ним незнаком.
— Он только нам продает, — пояснил Август. — Мы на деньги не скупимся.
Уилбергер вернул кувшин.
— Вы и на время не скупитесь, — заметил он. — Мое. Мы прямо сейчас к этому человеку поехать не можем, я правильно понял?
Калл покачал головой.
— На восходе.
Уилбергер кивнул, как будто именно этого и ждал.
— Ладно, — сказал он. — Если вы и оставили мне выбор, я его не заметил.
Он направился к вороному жеребцу, подтянул подпругу и вскочил в седло.
— Надеюсь, вы, ребята, меня не подведете? — спросил он. — Когда меня подводят, я становлюсь злее бездомного индюка.
— Мы всегда слово держим, — ответил Калл. — Можете рассчитывать на сорок лошадей на восходе по тридцать пять долларов за штуку.
— Мы будем здесь, — уверил его Уилбергер. — Вам за нами охотиться не придется.
— Погодите-ка, — поинтересовался Калл. — А у ваших лошадей есть тавро?
— Есть, — ответил Уилбергер. — HIС[этот (лат.)] на левом бедре.
— А
— Все подкованы, — ответил Уилбергер. — Если встретите, приводите.
— А что значит HIC? — поинтересовался Август.
— Ну, это латынь, — ответил Уилбергер. — Проще, чем вы написали на вывеске.
— Вот как, — заметил Август. — И где вы изучали латынь?
— В колледже в Йеле, — объяснил Уилбергер. И они с Чиком уехали.
— Наверное, врет, — предположил Август. — Человек, который учился в Йеле, не станет перегонять скот, чтобы заработать на жизнь.
— Откуда ты знаешь? — удивился Калл. — Может, его семья разорилась. Или ему просто нравится жить на свежем воздухе.
Вид у Августа был скептический. Его потрясла новость, что в городе есть кто-то образованнее него.
— Прищучил он тебя, так? — спросил Калл. — Ты даже не знаешь, что означает такое короткое слово.
— Отчего же, это сокращенное от hiccough[икота (англ.)], — ответил Август уверенно. — Странное слово для клейма, с моей точки зрения.
— Как, по-твоему, Джейк напился? — спросил Калл.
— Да нет, — ответил Август. — Но я полагаю, настроение у него слегка улучшилось. А что?
— Он мне сегодня вечером нужен трезвый, — сказал Калл. — И ты тоже, кстати.
— Я могу быть таким трезвым, будто только что родился, и все едино сотни лошадей не найду, — заметил Август. — Эти цифры бессмысленны. Уилбергеру нужно лишь сорок, мы и столько ни за что не найдем. Что ты станешь делать с оставшимися шестьюдесятью, если мы их пригоним?
— Нам самим понадобятся верховые лошади, если мы отправимся в Монтану.
Август поставил кувшин и вздохнул.
— Удавил бы этого Джейка, — заметил он.
— За что?
— За то, что заразил тебя этой идеей. Джейку все легко. Такие идеи у него с одной стороны головы влетают, а с другой вылетают. Но ни одной идее еще не удавалось вылететь из твоей головы. У тебя мозг как болото. В нем и мул потонет. Посмотри на меня, живу себе почти всю жизнь в теплом климате, а ты хочешь, чтобы я все бросил и подался куда-то, где холодно.
— Почему бы и нет, если там местность получше? — спросил Калл.
Август немного помолчал.
— Я сейчас про Монтану не хочу спорить. Мы уже достаточно наспорились. Скажи мне лучше, где мы украдем сотню лошадей?
— На гасиенде Флореса.
— Я так и знал, — заметил Август. — Мы не за коровами собрались, мы организуем нападение.
Гасиенда Флореса считалась самым большим ранчо в этом районе Мексики. Оно уже существовало, когда Рио-Гранде была просто рекой, а не границей. Vaqueros пересекали ее так же запросто, как и любой ручей. Миллионы акров земли, тогда составлявшие часть гасиенды, стали теперь Техасом, но vaqueros до сих пор сохранили привычку переходить через реку и воровать скот и лошадей. С их точки зрения, они возвращали то, что им принадлежало. Центральная часть усадьбы находилась всего в тридцати милях, и именно там они держали большую часть своих лошадей, несколько сотен, на многих из которых стояло техасское клеймо.