Одинокий голубь
Шрифт:
— Лучше пусть Бол помажет тебе шишку, — предложил он. Мальчики Спеттл были совсем зелеными, но от работы не бегали.
Калл поднялся и отправился за своим ужином. Как только он ушел, Август потянулся и подмигнул Джейку.
— Я сегодня перекинулся в картишки с Лори, — сообщил он. — У меня такое впечатление, что ты ее взбаламутил, Джейк.
— Как это?
— Она вся нацелилась на Сан-Франциско, — ответил Август.
Джейк раздражался все больше. Лорена не должна была играть в карты с Гасом, даже разговаривать с ним, хотя вряд ли можно
— Сомневаюсь, что ей захочется в Сан-Антонио, — продолжал Август. — Она оттуда сюда приехала, а женщины не любят возвращаться. Большинство баб и на дюйм назад за свою жизнь не двинулись.
— Не понимаю, какое твое дело, что мы планируем, — сказал Джейк. — Думаю, если я скажу, она и в Сан-Антонио поедет. Если нет, пусть остается здесь.
— Возьми ее с собой в Монтану, — предложил Август. — Может, ей там понравится. Если же ей надоест смотреть на коровьи задницы, вы всегда можете остановиться в Денвере.
Удивительна была эта способность Гаса высказать вслух то, о чем человек еще только начинал думать. Джейк много раз вспоминал Денвер, много раз жалел, что он не остался там, а поехал в Форт-Смит. Отправившись вместе со всеми, он вполне мог снова попасть в Денвер, хотя проблемы с Лореной это окончательно не решало.
— Ты не хуже меня знаешь, что Калл никогда не до пустит женщину в лагерь, — возразил он. Поразительно, что Гас мог такое предложить.
— Калл не Господь Бог, — ответил Август. — Не всегда же должно быть так, как он скажет. Будь она моей возлюбленной, я бы взял ее, а если ему это не понравится, пусть застрелится.
— Ты не можешь ее себе позволить, Гас, ты недостаточно хорошо играешь в карты, — заметил Джейк, вставая. — Пожалуй, поеду в город. Я что-то не настроен сегодня трястись по Мексике.
Не сказав больше ни слова, он сел на лошадь и ускакал. Калл проследил за ним взглядом, потом подошел к Гасу.
— Как думаешь, он поедет с нами? — спросил он.
— Только если ты разрешишь ему взять с собой его девицу, — ответил Август.
— Он что, настолько рехнулся? Он хочет взять ее с собой?
— Ему это не приходило в голову, но теперь пришло, — проговорил Август. — Я ее пригласил.
Каллу не терпелось уйти, но последнее замечание Гаса остановило его. От Гаса всегда можно было ожидать чего угодно, но это уже слишком.
— Ты сделал что?
— Сказал ему, что он должен взять Лори с собой, — ответил Август. — Она украсит нашу компанию.
— Я этого не допущу, — заявил Калл. — Чтоб тебя черт побрал. Совсем рехнулся.
— Ты на работу не опаздываешь? — поинтересовался Август. — Из-за этой болтовни я не могу наслаждаться вечером.
Калл решил, что Гас неудачно пошутил. Даже он не зайдет так далеко.
— Ухожу, — бросил он. — Ты тут последи. Август лег, положив голову на седло. Ночь выдалась ясная, звезды только начали появляться. Нидл, Берт, Пи, Дитц и Диш ждали,
19
Ньют теперь все чаще и чаще думал о севере. Особенно ночью, когда ему было нечего делать, только медленно объезжать и объезжать стадо, прислушиваясь к негромким звукам, издаваемым спящей скотиной, или к грустному пению ирландцев. Тогда он пытался представить себе, какой он, север.
Он вырос там, где всегда светило солнце, где росли мескитовые деревья и карликовые дубы, где водились броненосцы, койоты и мексиканцы и где текла мелкая Рио-Гранде. Он всего единственный раз был в настоящем городе, Сан-Антонио. Дитц брал его с собой, когда ездил в банк, и у Ньюта голова закружилась от все го увиденного.
Еще один раз он вместе с Пи и Дитцем перегонял не большой табунчик лошадей в залив Матагорда и видел великий серый океан. И в тот раз тоже у него закружилась голова при виде этого целого мира воды.
Но даже воспоминание об океане не будоражило его так, как мысль о севере. Всю свою жизнь он слышал разговоры о бесконечных равнинах, об индейцах, бизонах и других обитателях этих равнин. Мистер Гас даже рассказывал о больших медведях, таких толстых, что пули их не убивают, и о лосях — похожих на оленей животных, только в два раза крупнее.
И вот через несколько дней он отправится на север, что возбуждало его и заставляло забыть, где он находится, на многие часы. Ньют делал привычную работу, хотя мысленно на ней не сосредоточивался. Он представлял себя и Мышь в море травы, в погоне за бизоном. Он мог настолько сам себя испугать, что начинал задыхаться, только представляя себе огромные толстые рога.
Ирландцы еще не пробыли с ними и недели, как он подружился с Шоном. Сначала разговор был одно сторонним, потому что Шон все время беспокоился и часто унывал; но, стоило ему обнаружить, что Ньют готов слушать и не собирается над ним смеяться, слова полились из него потоком. Главным образом он рассказывал, как тоскует по дому. Он тосковал по своей покойной матери и снова и снова повторял, что, будь она жива, он никогда бы не покинул Ирландию. Вспомнив о матери, он немедленно принимался плакать. Когда Ньют рассказал, что его мать тоже умерла, их дружба стала крепче.
— А у тебя папа есть? — однажды спросил Ньют, когда они отдыхали на берегу, после того как заклей мили очередную партию скота.
— Да, был, подонок, — мрачно ответил Шон. — Он домой приходил, только если ему хотелось поколотить нас.
— А зачем ему вас было колотить? — поинтересовался Ньют.
— А нравилось. Он подонок был, папаша. Маму бил и всех нас, когда умудрялся словить. Мы однажды спрятались и решили, что убьем его лопатой, но ему повезло. Темно было, мы его не увидели.
— Что с ним случилось? — спросил Ньют.