Одинокий колдун
Шрифт:
А в ее квартире Свету-Офелию поджидала Альбина, сумевшая без ключей пробраться сквозь запертые двери. Каким способом, хозяйка не рискнула спрашивать, да и не до того было.
— Слышь, музыкантша, иди ко мне. Скажи, какие способы бортануться ты знаешь? — крикнула Альбина из комнаты, когда Света лишь переступила порог.
Альбина лежала на диване, привалившись спиной к двум вышитым подушкам с бахромой. В комнате было темно, Света хотела включить свет.
— Не смей! — рявкнула незваная гостья. — Соображай, время дорого.
Света разглядела еще, что та укуталась в пледик. Остро пахло чем-то нехорошим, догадалась, что Альбину тошнило.
— Бортануться — это ты
— Ну а про что? Я девка нелюдимая, ни с кем не зналась, способов не знаю. А чистить нутро срочно надо.
Из-за темноты Света-Офелия не видела лица Альбины и не могла вовремя замолчать или корректировать свою речь; голос у гостьи был очень высоким и хриплым, так что можно было догадаться, что она нервничает или очень неважно себя чувствует, или вообще свихнулась. Тем не менее, хозяйка решилась на эту фразу:
— Слышь, Альбина, ты отдай мне этого ребенка. У меня уже четыре аборта было, в последний раз инфекцию в матку занесли, и шансов родить почти нет. А ребеночка очень хочется.
— Включи свет, — ледяным тоном приказала Альбина.
Дешевая люстра из стеклянных кулончиков вспыхнула и осветила ее лицо. Оно было совершенно зеленое (как будто выкрасили охрой), и по нему текли струйки пота. Не вставая с дивана, Альбина откинула плед, оставшись в юбке и синей футболке. Стянула с себя футболку, приспустила на бедра резиновый поясок юбки.
— Смотри.
И тут же пронзительно, громко завизжала, вцепившись обеими руками в обнаженный живот, вздувшийся внизу, над лобком, как небольшой воздушный шарик. Света подошла и затряслась — этот надутый живот шевелился, скорее даже, он дрыгался, ходил ходуном, причем натягиваясь в разные стороны, как если бы кто-то изнутри бил в мускульные и кожаные перегородки, отгораживающие этого обитателя от мира.
— Ну что, хочешь этого ребеночка? — спросила в перерыве между стонами Альбина; она зажмурилась и кусала губы, — слезы и кровь смешивались на подбородке, стекая на выпученный живот.
— Откуда это? Ты вчера была нормальная, — лепетала Света.
— Ночью меня поимели. Оно растет и, кажется, грызет меня изнутри. За десять часов настолько выросло. Если не избавлюсь, оно убьет меня. Как я могу сделать аборт? Думай, соображай, а то оно поумнеет и не позволит ничего сделать... Предложи чего-нибудь!...
— Ну, девчонки надрывались специально... Тяжести на живот поднимали... выкидыш спровоцировать... Или в кипятке лежать.
— Помоги мне в ванну лечь. И кастрюли с водой на плиту ставь... Умоляю, быстрее!
Два часа Альбина лежала в ванне, напрасно дожидаясь выкидыша. Света-Офелия непрерывно кипятила воду в больших выварочных баках, обжигаясь, сама жутко устав (иногда думая о том, что это она грыжу получит или опущение органов), таскала и опрокидывала кипяток на Альбину. Как та не сварилась заживо, было непонятно. Сидела вся красная, кричала от боли, в зеленой от горчицы воде, в белом паре, и требовала, чтобы воду нагрели еще сильнее.
Светка помнила, что были такие таблетки для сохранения беременности, и если их заглотнуть в огромном количестве, то тоже можно спровоцировать выкидыш, — названия не вспомнила. Звонила к спящим подружкам. Одна посоветовала но-шпу в ампулах: два кубика загнать в ягодицу, иногда помогает. Света в горячке проболталась Альбине, что есть у нее и но-шпа, и разовые шприцы. Альбина заставила ее сделать этот укол. А самой делалось все хуже и хуже. Уже глубокой ночью она самостоятельно вылезла из ванны, красная, как ободранный кролик, заживо брошенный в кипящее масло, падала и опять кричала, но доползла до дивана. Сказала, что Светка должна натянуть
Альбина лежала на диване, упершись разведенными ногами в стену, и сама пыталась вытащить зародыша из живота. По темной комнате заскользили огни въехавшей во двор медицинской машины, желтые и голубые. Ведьма поднесла руку к лицу: из глубоких ссадин на пальцах сочилась кровь. Оно уже имело клыки и когти, вовсю защищалось. Она смогла встать и доковылять до окна, посмотреть на притормозившую у их подъезда машину «скорой помощи». На четвереньках Альбина отползла к шкафу, нашла на полке бритвенный станок с вправленной безопасной бритвой (Света-Офелия им брила Петухова). Улыбнулась. Дождалась звонка в дверь и щелканья замков: Света впустила врачей, что-то горячо им зашептала. Альбина стала надеяться, что они успеют ее спасти.
— Думала, мамуля, я безропотно сдохну, ан нетушки, я тебе еще все мечты испоганю, — сказала в темноту Альбина.
Ее рука уже отмерила линию на голом вздувшемся животе, и теперь так же твердо, как древний японский самурай, она совершила харакири. Лопнула под бритвой кожа. Несколькими короткими рывками она посекла слои жира и напряженных мышц. Нащупала твердую стенку матки, похожую на наполненную горячей водой резиновую клизму, и резанула по ней.
В хирургии медицинского института на Петроградской стороне ей четыре часа делали операцию. Закончили в семь утра, когда светало и после грохотавшей всю ночь грозы умытые улицы блистали чистотой. Шансов на выживание врачи давали самую малость.
В восемь утра вдребезги пьяный санитар повез баки с «органическими отходами» из хирургической операционной в подвал, где обрезки плоти сжигались в топке. Санитар не спешил: ноги плохо ступали, да и ночная смена закончилась. Завернул к приятелю-охраннику на первом этаже, вместе с грохочущими баками на тележке. Оба хотели опохмелиться после бессонного дежурства. Выпили по сто спирта. Затем увидели, как сдвинулась крышка бака, выполз белый зародыш размером с кошку, но без шерсти. С красными глазами на бесформенной голове и с жабрами, — что выпившим показалось самым омерзительным. Зародыш был в крови, своей или материнской, они не разобрали. Он прополз по линолеуму, зашипел, мужики поджали ноги, а он скрылся за дверью женского туалета.
Но чтобы не пугать людей попусту, лучше будет проследить судьбу дитяти Исхода и ведьмы, впрочем, и колдуна, до конца:
Еще через двое суток на тетю Валю, нянечку (самую заботливую и самую дорогостоящую) из онкологического отделения, что располагалось на первом этаже, было совершено нападение. Она отлучилась в туалет. Из унитаза вынырнул и вцепился в незащищенную срамную плоть нянечки зародыш, жаждущий пропитания. Тетя Валя была крупной и суровой женщиной сорока пяти лет, она не растерялась, а с громоподобными криками выскочила из туалета и побежала, даже не сбросив приспущенных панталон. Сумела оторвать болтающегося между ног гада: вместе с двумя прибежавшими санитарами они забили шваброй, тяжелым огнетушителем и табуретом белое вонючее существо до смерти и до состояния размазанной по полу и стенам слизи. После чего им никто не поверил, — из тех, кто не участвовал в сражении. Правда, у тети Вали констатировали травмы, свидетельствующие о попытке изнасилования.