Одинокий некромант желает познакомиться
Шрифт:
— Сколько?
— Восемь. Дети. Не совсем маленькие, но и не сказать, чтобы большие.
— Некромантовы? — Мария обернулась. — Говорят, госпожа, их старшой Тоньку прирезал. Только он граф, и стало быть, не посадят.
Она пожала плечами, словно бы показывая, что нет ей дела ни до графа, ни до Тоньки, ни до высочайшей справедливости имперского суда. А сказала Мария исключительно поддержания беседы ради.
— А что еще говорят?
К кофе были свежайшие булочки.
Масло.
Зернистый творог, который Анна полила
— Много чего. Что приехали тут школу ставить для темных. Вон, подписи собирали…
— И сколько собрали?
— Не знаю. Много. Глупость это. Темный или нет, а все одно… но Тоньку и вправду убили. Бедовая девка была. Вбила себе в голову, что всенепременно выйдет замуж за богатого, благородного и по любви.
— И чем плохо?
Мария фыркнула и повернулась, встала, уперев руки в боки и произнесла с упреком:
— Может, ежели для книг, то и неплохо, а вот молодым девкам головы засирать незачем. Сватались к ней богатые. А что, Тонька-то видная… вон, Николай Ефремович — человек уважаемый, вдовый. Дело свое имеет. Жила бы в доме, командовала б прислугою, но нет, завернула. Мол, старый и собой нехорош. А который хорош, так без денег. И ладно, сама б была из этих… из ваших… с титулом чтоб, так нет же. Сидела, ждала, а годы-то шли, бабий век, он что солнце осеннее, мелькнет и все.
— У меня нет титула.
Мария фыркнула и отвернулась к плите, которую терла с немалым остервенением.
— Остаться бы Тоньке перестарком, глядишь, и поумнела бы… а вот оно как вышло. Наработалась в проклятом доме…
— Так уж и проклятом?
— Люди бают, что истинно… кто-то там то ли самоубился, то ли убился, а теперь вот еще и Тонька.
— И вы в это тоже верите?
Мария остановилась, отерла руки тряпицей.
— То есть, убили девушку, которая работала в доме? — неизвестную девушку было жаль. Немного. Но почему-то Анне подумалось не о ней, но о вещах иных. — И теперь в доме за порядком следить некому… и кухарка нужна.
…дети, небось, без завтрака остались.
— И мне подумалось, что, если вы не настолько суеверны…
— Платить сколько будут?
— Думаю, договоритесь.
Мария прикусила губу и тихо сказала:
— Я не суеверная. Муж у меня из темных был… слабенький, конечно, до мастеров ему далеко, однако же ж, пока живой был, то и жили хорошо. А не стало… сынок у меня, — она отвела взгляд. — Муж помог дару раскрыться, думал, сам выучит. Но вот же ж… третий год камень носит. Только же ж нельзя долго, дар захиреет, а силы у него не сказать, чтоб много. Я уж писала, только… чтоб к мастеру в ученики пойти или деньги нужны, или… дар особый. А Сашка мой обыкновенный. И если вдруг… получится…
— Вам и вправду стоит встретиться с Глебом.
Анна подозревала, что еще одному ученику он не обрадуется, но, с другой стороны, Мария — женщина серьезная.
И готовить умеет.
И дом в порядке держит, хотя, конечно, во многом благодаря бытовым артефактам, но и они сами по себе работать не станут.
…Глеб смотрел на хмурую женщину, которая выглядела настолько суровой, что и ему становилось не по себе. Она говорила медленно, явно подбирая слова, будто бы и их было жаль тратить. Но в целом смысл был понятен.
А сделка…
…на кухне до сих пор воняло сгоревшим молоком, которое в процессе успело и скиснуть, потому что Миклош не настолько хорошо контролировал силу. И когда молоко побежало, схватился за кастрюлю голыми руками.
В результате каша вышла кислой.
Руки пришлось бинтовать.
И весь выводок давился подсхошим хлебом, поглядывая друг на друга без особого дружелюбия. Вот как их одних оставить-то?
— Вы понимаете, что школы как таковой еще нет? То есть существует она исключительно на бумаге? — Глеб смотрел на женщину, которая когда-то была красива, но теперь красоту ее стерли.
Заботы?
Время?
— Что, быть может, нам придется покинуть этот город. И что тогда? Отправитесь с нами?
— Если понадобится, отправлюсь. И на новом месте кухарка нужна будет.
С этим сложно было не согласиться. Почему-то проблемы как раз возникали не с самим местом, но с прислугой, благодаря которой места оживали. Или нет.
— Вы, господин, не думайте. Он у меня тихий. Читать умеет. Писать. А по-вашему-то делу книги остались. Он читал.
Это хорошо… точнее не очень, потому что оставлять такие книги без присмотра опасно, да и незаконно. Вот только женщина явно дошла до точки.
— Приводите, — Глеб потер переносицу. — Погляжу. Жить ему придется здесь. Дар, перешедший в активную фазу сложно контролировать. Вы… как хотите. Места здесь довольно. Мне все равно. Лишь бы кормили. А пока… я вас представлю. Не затруднит ли вас приготовить обед? Если что-то из продуктов будет нужно, то…
— Разберусь, — она отмахнулась. — И с деньгами. Только… вам оно дороже станет. За обычную цену не рискнут продавать.
— Почему?
— Дом проклятый.
Что ж, объяснение было в своем роде исчерпывающим. Дороже… к этому Глеб тоже привык. Главное, чтобы в принципе продавали, а то ведь оно по-всякому повернуться может.
Земляного он нашел в подвале, где тот, усевшись на длинном ящике, предавался тоске.
— Ответ получил?
— Получил. На, — он сунул скомканную бумажку Глебу.
— И кого пришлют?
— Никого.
— В смысле?
— А они решили, зачем кого-то слать, раз уж я тут. А что? Под клятвой нахожусь, и заняться больше совершенно нечем.
Глеб перечитал текст телеграммы дважды.
Надо же… Подобного поворота он не ожидал.
— Слушай, — Земляной сполз с ящика. — Может, ты того, признаешься? Я тебя убью. Напишу отчет. И займусь школой?