Одинокий некромант желает познакомиться
Шрифт:
— Чтобы она заткнулась.
Нервный взгляд из-под ресниц.
— И она?
— Голос потеряла…
— А камешек у тебя уже висел? — Земляной подхватил нить, и от прикосновения его девочка застыла, сжалась.
— Д-да…
Земляной приподнял бровь. Что ж… если блокиратор пробила, то дар развивается, пусть под гнетом, пусть… и ждать, что он просто уснет, нельзя.
— Надолго?
Вздох.
— То есть очень надолго?
— Госпожа Нилькова… до сих испытывает некоторые проблемы с голосом… особенно,
Сила, избавленная от ограничителя, всколыхнулась.
— Спокойней, — приказал Глеб тьме, и та, готовая выплеснуться, — слишком долго ее давили — замерла. — Дыши глубже. Закрой глаза. Попытайся сосредоточиться… вот так.
Девочка подчинилась.
Старательная.
И с тьмой управляется… слишком уж легко управляется?
— Снимала?
Молчание.
И тьма переливается всеми оттенками черноты.
Снимала.
Вероятнее всего, когда матушки не было дома. Это ведь огромное искушение, вновь ощутить собственную силу, оказаться в ней, позволить ей наполнить тело.
— Ясно, — Глеб положил ладони на виски. — Остаток дня проведешь в саду. Постарайся научиться сдерживать тьму. Если не выйдет, будем использовать прежний способ. Пока не научишься.
Тьма разозлилась.
И девочка вместе с ней. Они не желали ограничивать себя. Они хотели свободы.
Полной. Они еще не понимали, что, отмеченные этой силой, никогда не могли позволить себе быть свободными.
— Иди, — Глеб убрал руки. — Вечером познакомлю тебя с остальными. Постарайся ужиться.
И когда девочка вышла, он взглянул на мать ее, которая… кажется, была счастлива. Зря.
— Вряд ли у вас когда-нибудь появятся внуки. Не знаю, говорил ли вам муж или нет, но… темный дар противен женской сути. И это находит свое отражение на физиологическом уровне. Чем сильнее ведьма, тем сложнее ей забеременеть. А после, если и получается, то и выносить ребенка… как правило, выживает кто-то один.
Не говорил.
Иначе это вот недавнее счастье не поблекло бы. Глебу было жаль, но…
— Я могу закрыть дар, но… во-первых, я не уверен, что это поможет. Во-вторых, она уже прочувствовала свою силу, привыкла к ней.
Вздох.
Всхлип.
И тихое:
— Спасибо.
Глеб кивнул.
Пожалуйста. Было бы за что… уже позже, оставшись наедине с Земляным, он сказал:
— Мне кажется, я еще об этом пожалею.
— Пожалеешь, — Земляной вытащил тот самый снимок, где широкая ладонь мужчины продавливала женское плечо. Но женщина все равно казалась счастливой. — Всенепременно… но… кулебяка. Скажи, что кулебяка — не аргумент.
…Глеб забрал снимок.
И понял вдруг, что именно казалось ему неправильным: и женщина, и мужчина были темноволосыми.
Глава 21
Глава 21
…они
И Богдан Калевой, который работал молча, всецело сосредоточившись на деле, будто бы не было ничего важнее горшков и черной рассыпчатой земли, которой следовало наполнить эти горшки.
Миклош спешил, искоса поглядывая на Калевого, и оттого не ладилось. То горшки падали, то земля рассыпалась, и тогда он злился, ворчал что-то под нос.
А вот Арвис, забившись в угол, перебирал саженцы и мурлыкал что-то под нос. Прочие его избегали и так старательно, что даже Анне становилось неловко. Арвису… кажется, было все равно.
Остальные…
Худенький паренек, настолько светлый, что казался прозрачным, жался в тень. Он если и смотрел на Анну, то украдкой, издалека, будто опасаясь, что за эти взгляды его всенепременно накажут.
Игнат.
Деловито копался в земле крупный костлявый мальчишка.
Его движения были резковаты, а губы то и дело шевелились, будто Курц собирался с кем-то спорить, но тут же себя одергивал. И вновь забывался, оттопыривал губу, хмурился.
Шурочка был красив той хрупкой сахарной красотой, которая свойственна совсем юным детям. Он, забился под куст терна и замер, обняв горшок.
Сашка, державшийся рядом, с делом управлялся быстро, но как-то раздраженно, видом всем показывая, что иного ожидал от учебы. Оно и верно, у них сила и будущее, а их с цветочками возиться заставляют.
Илья вот подобрался поближе, в его руках появился ножик, который то и дело нырял в кучу земли, чтобы появиться вновь. Мелькал клинок, почти скрываясь в широком рукаве, чтобы появиться вновь. Илья поглядывал искоса, явно ожидая, что скажет Анна.
Она молчала.
Она разглядывала этих детей, привыкая к ним точно также, как они привыкали к ней. И возня в саду, от которой было больше мусора, чем пользы, была лишь предлогом.
Рыжий Янек шмыгнул носом, вытерев его рукавом.
— Деревня, — пробормотал Богдан сквозь зубы.
— А то, ваше сиятельство, — с мнимым подобострастием согнулся Илья, и клинок застыл в ладони. — Куда ж нам, убогим, до вас…
Богдан повернулся спиной. А на лице Ильи появилось выражение… такое вот выражение, заставившее Анну подумать, что, возможно, она несколько поспешила, посчитав этих детей безопасными.
Она поднялась.
Сняла перчатки.
И оперлась на трость.
— Перерыв, — существо, до того лежавшее рядом, притворяясь спящим, потянулось. — Думаю, вы не откажетесь от печенья с молоком?
Шурочка нахмурился.
Богдан с готовностью отставил горшок и несчастный саженец голубого плюща, корни которого сплелись плотным комом.
— Как скажете, прекрасная госпожа, — Илья изобразил поклон, мазнув ладонью по куче земли. — Мы будем бесконечно рады служить вам во всем…