Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
— Предсказательница Амина расскажет вам ваше будущее, — прочитал он.
И, пожалуй, эта предсказательница была единственным привычным Дитриху существом в программе. Не покидало ощущение, что «Семь грехов света» — это про нелюдей, собранных со всего мира и привезенных сюда в качестве декоративных зверюшек.
Тая уселась поудобнее, Дитрих оперся на бортик локтями, вглядываясь в зрительные ряды. Он обратил внимание на парня, сидящего в ложе напротив. Точнее — не на его самого, а на его костюм. Яркий, цветастый, какой-то совершенно аляпистый. Лица
Он — тоже часть цирковой труппы?
Парень козырнул ладонью, но Дит не понял, к кому конкретно обращалось его приветствие.
Так, Платон просил посмотреть с помощью дара на то, как умрут работники цирка. Самое время начать, как раз вот с этого паренька.
Дитрих всмотрелся, но ничего не разглядел. Обычно он видел смерть, даже далекую, хотя бы общий образ или размытое очертание. Он видел, как гибнут нелюди через столетия. Видел их дряхлыми, седыми, ослабшими.
А тут вообще ничего…
Как бы ни напрягался, но этот парень словно не собирался умирать. Вообще. Никогда.
Дитрих перевел взгляд на жену, собираясь коснуться её ладони — чтобы усилить свои способности и наверняка узнать, как оборвется жизнь парня со странными красными точками на щеках.
Картинка тотчас поплыла перед глазами, и смутный образ видения затуманил взор. Только вот оно было связано не с незнакомцем из ложи напротив.
События скачут перед глазами как в калейдоскопе. Дитрих видит свою жену, видит, что она хватается за окровавленный живот, что пытается закричать, но не может. Лишь хрипло сипит. Глаза её округляются, становятся большими и совершенно беззащитными. Она хочет прикрыться, но у неё не получается. Руки падают по бокам бессильно. Кровь течет по одежде.
Он видит смерть. Чувствует её всем своим естеством. Гибель не Таи, но их нерожденного ребенка.
И эта гибель будет как-то связана с этим цирком…
Дитрих сглотнул, посмотрел на расслабленную жену.
— Пойдем отсюда, — сказал таким тоном, что Тая поняла — вопросы лучше задать позже.
Они поднялись со своих мест, скользнули по лестнице вниз.
— Куда же вы? — удивился клоун и попытался преградить дорогу. — Представление вот-вот начнется!
— Супруге стало плохо, здесь слишком душно, — Дит кивнул на Таю. — Подышим воздухом и вернемся. Вы заказали сыр? Принесите его, пожалуйста, поскорее. А, и ещё добавьте две бутылки минеральной воды.
— Хорошо-хорошо, — закивал клоун. — Очень хорошо. Возвращайтесь поскорее!
— Обязательно.
Дит уже видел, что этому пареньку в дурацком костюме осталось недолго. Этим же вечером его убьют за то, что тот «упустил» таких ценных гостей. Смерть будет долгая, кровавая, мучительная.
На коже через порванную одежду несчастного алеет клеймо с плачущим клоуном.
Дит видел, как над ним склоняется подросток с красными
— Ай-ай. Как же нехорошо вышло.
Только вот в глазах его — ни единой эмоции. Ни злобы. Ни раздражения. Ничего.
Именно с ним Дитрих столкнулся взглядом перед тем, как к нему пришло видение смерти. Именно его гибель он не смог разглядеть.
Что ж, если выбирать между жизнью какого-то стороннего человека или собственного ребенка, Дитрих бы, не колеблясь, всякий раз выбирал своё дитя.
В молчании они вышли на улицу и направились прямиком к автомобилю. Быстрым шагом, не оборачиваясь. Внутри Дитриха закипал гнев. Гнев — это хорошо. Там, где есть гнев, нет место животному страху, что поселился в нем, стоило увидеть раненую Таю и почувствовать гибель их ребенка.
Если окажется, что Платон знал, что с этим цирком что-то не так… если он решил пожертвовать братом, отправив его сюда…
Дитрих выругался сквозь зубы.
Помощник Дита, Алексей, удивленно оглянулся, когда они с Таей сели на задние сиденья.
— Так скоро? — спросил он.
— Я не знаю, что это за место, но отсюда лучше убраться побыстрее, — вздохнул Дит.
— Понял, — кивнул Алексей и надавил на педаль газа.
Иномарка бесшумно сорвалась с места и вскоре покинула площадь. Безумный цирк остался за поворотом, но в ушах всё ещё гремела веселая музыка, предвещающая только смерть.
Глава 7
Посвежевший, выспавшийся и сытый Платон смотрелся очень уместно в этом особняке. Я даже представила его одетым в какой-нибудь шелковый халат — ему бы пошло. Он бы стоял на балконе, как истинный аристократ, с фарфоровой чашечкой кофе в руках. Взирал бы вдаль туманным взором.
Образ получился почти исторический.
Впрочем, даже без халата, в футболке и домашних штанах, Платон выглядел как с обложки журнала мужской моды. Есть такие люди — и, видимо, орки, — которым идут любые вещи, даже самые обычные.
Он определенно мне нравился. Внешне.
Я не знала, как начать разговор. Платон не торопил, но было очевидно — он ждет. Давно вечерело. На город опустилась тьма. Платон проспал два полноценных дня, и всё это время я провела в сомнениях: выдать всю правду или порционно? О чем сказать, а что оставить при себе? Можно ли довериться ему, или лучше ограничиться общими сведениями?
Пусть ещё вчерашним утром мне казалось правильным быть честной с этим орком, но к сегодняшнему вечеру запал энтузиазма пропал. Все-таки когда ты долгое время никому не открываешься, нельзя так сразу взять и вывалить всю подноготную перед первым встречным.
Даже если вы с ним уже устраиваете «бдсм-сеансы» в его особняке.
— Пройдемся? — спросил Платон после ужина. — Покажу тебе сад.
Мы оба понимали, что сад мне даром не сдался. Но сидеть вот так, лицом к лицу, в пустой столовой — гораздо хуже. Чувствуешь себя как на допросе.