Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
Мальчишки, благодаря которому у него самого, возможно, будет будущее.
Если всё получится.
Закончив с мытьем, насухо обтеревшись, Платон заперся в своей спальне. Взял в руки телефон.
Мамин номер был забит в быстром доступе, хотя его он помнил наизусть. Пусть и не очень часто звонил ей, даже в лучшие годы предпочитал редкие встречи общению по телефону, но как-то так получилось, что номер въелся в память намертво.
— Платоша?.. — недоверчиво спросила мама, когда в динамиках гудки сменились её голосом.
За всё время заточения он не набрал
Платон был с этим не согласен. Последний его опыт пошел не по плану, но он не считал его ошибкой. Он многому научился благодаря тому, что произошло.
К сожалению, потерял тоже слишком многое. Свою сущность, свою магию, свою свободу.
В общем, первое время он не звонил сознательно. А потом ушел в опыты, погрузился в них весь, целиком, в горячей надежде вернуть себя прежнего. В этот момент звонить маме было бы вообще кощунственно. Она за него переживает, ночами не спит, а он в это время истязает себя током и рвется за пределы особняка, проводить запрещенные ритуалы.
Вот станет орком, тогда другое дело — можно пообщаться как раньше. Не чувствуя себя неполноценным, не сгорая от стыда перед матерью, которая места себе не находит.
Так думал Платон, пытаясь тем самым хоть как-то себя выгородить.
Но сегодня слишком уж накатили воспоминания о прошлом.
— Привет, мам, — он вздохнул, потер переносицу. — Как твои дела? Как здоровье?
— Да я-то нормально, что со мной будет, — она, кажется, всхлипнула, услышав его голос. — Соскучилась только по тебе до ужаса, каждый день думаю, как ты там. Совсем один же. Надеюсь, не голодаешь?!
— Поверь, с твоими запасами провианта голод мне точно не светит, скорее — ожирение.
— Скажешь тоже. Тебе надо здоровье поправлять, вот и кушай. Всё свежее, фермерское, витаминчики. Я морепродуктов закупила на днях, а ещё взяла какую-то модную йогуртницу. Хочу тебе молочные продукты тоже готовить, а то магазинное-то совсем не то.
Платон тепло улыбнулся. Мама любила готовить и всегда с легкостью переходила на тему еды. Это хорошо. Раз она заговорила об этом, значит, не злится на него за молчание.
Значит, простила за то, что он так долго не звонил. Возможно, он и не лучший сын, но мама у него определенно самая-самая.
— Только не перетруждайся. Не ночуй на кухне.
— Да ну тебя! Мне ж в радость! Платош… — она помолчала. — А чего ты звонишь? Ничего не случилось у тебя? Ты не подумай, я очень рада. Но ты же просил время подумать… я не торопила…
— Всё хорошо, — твердо уверил мужчина. — Я как раз успел о многом подумать. Прошлое вспоминал, наше с братьями детство. Как-то накатило. Ты так старалась для нас, а мы и не ценили, наверное.
— Ценили, конечно! Вы такие хорошенькие были, смешные, зелененькие мои мальчуганы.
— Я ещё кое-что вспомнил, как раз в тему детства, — он подумал, задавать ли вопрос, но решил, что назад дороги нет. — Помнишь, у нас мальчишка недолгое время жил? Марком
Дело в том, что после разговора с Виктором Платон постоянно прокручивал в голове образ того мальчика. Вроде и сказал, что ничего к нему не испытывал — а какое-то странное ощущение сосало под ложечкой.
Все-таки разбередил бес душу своей «психотерапией», сумел пробраться в самое сердце и прогрызть там дыру. Никак не получалось забыть взгляд мамы, когда Платон ей сказал ту страшную фразу про бездомных собак.
Не получалось просто сделать вид, что ничего не было.
Да и от судьбы этого Марка так или иначе зависел исход его собственного ритуала.
Он ожидал, что вопрос может расстроить маму, но она удивительно благодушно ответила:
— У него всё хорошо. Я сама за него волновалась, всё же пацаненок ещё, сиротинушка. Думала, с ума сойду, найду и обратно заберу вопреки воле отца. Но Серп сказал подождать, не пороть горячку. Мы его увидели потом на похоронах его деда, где-то через полгода после произошедшего. Окреп, серьезный такой стал, обращаться научился. Стая его приняла.
— А что с его… разумом?
— Всё восстановилось, — успокоила мама. — Абсолютно нормальный ребенок, мы поговорили немного. Умненький, хорошенький. Серп ещё сказал: «Видишь, я ему новую жизнь подарил, а ты слезы лила». Так что… иногда твой отец своим злом умудрялся совершать добро.
Платон облегченно выдохнул. Эти слова его успокоили. Значит, даже последствия ритуала на разум обратимы. А если его усовершенствовать, если изначально вплести защиту разума в корень ритуала — можно минимизировать все риски.
Главное — результат достигнут. Марк стал оборотнем, хотя природа лишила его этой возможности.
— Это отличные новости, — ответил Платон искренне. — Мне не давала покоя его судьба.
— Это потому что ты у меня всегда был очень отзывчивый и восприимчивый к чужому горю.
Он не стал её разубеждать.
— Ты так и не ответила про здоровье, — перевел тему разговора. — Как твоя спина?
— Да опять защемило, — мама недовольно фыркнула. — Совсем развалина стала, то одно ломит, то второе отваливается.
В тоне чувствовалось легкое кокетство. Орки были гораздо сильнее и выносливее многих других рас, поэтому мама, скорее, просто по-женски просила внимания, чем говорила о реальной проблеме.
— Да какая ты развалина, мам. Ты у нас здоровее всех на свете.
— Ну разумеется, подлиза, — она довольно рассмеялась. — В общем, не волнуйся. Помажу чем-нибудь — всё пройдет. Твое здоровье сейчас куда важнее моего.
— А баба Рая как поживает?
Благодаря её связям — а за несколько сотен лет жизни связей баба Рая накопила вдоволь — Платона не посадили в «Теневерс», а заменили наказание домашним арестом. Бабушка была уже очень плоха, много лет не выходила из дома, да и характер её только портился с каждым новым годом. Но все без исключения Адроны её уважали, даже Серп не лез к бабе Рае, предпочитая держаться от неё на почтенном расстоянии.