Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
— Ну, нам это только на руку.
Мари подула в чашку, куда вылила зелье, скептически осмотрела его на свет.
— Ну, должно сработать. Последние пару часов он не вспомнит. Скажи, что это последствия удара головой, — сообщила веско. — Короче, придумай что-нибудь. Ладно, я пойду в свой любимый камин. Дальше — сам.
Платон выждал некоторое время, а затем поднял голову доктора и приоткрыл ему рот, вливая отвар в горло. Главное теперь, чтобы он не захлебнулся. А то очень неловко получится.
Александр Анатольевич закашлялся, зелье забрызгало его рубашку.
— Вы как? — сочувственно вопросил Платон, похлопывая доктора по спине и помогая ему подняться.
— Что… что произошло?.. Как я у вас оказался?..
Тот непонимающе озирался.
— Да вы сознание потеряли, батенька! Перенапряглись, что ли? Хлоп, и уже летите головой в дверь моего холодильника. Я даже поймать не успел. Ромашковый отвар вот вам дал, чтоб в себя пришли. Не горчит?
В доказательство своих слов орк мотнул головой в сторону заварочного чайника, куда Мари предусмотрительно налила тот самый отвар, по вкусу похожий на зелье забвения.
— Голова как? — продолжал напирать Платон. — Не болит? Сотрясения мозга, надеюсь, нет? Вы хоть помните, что приехали ко мне на осмотр?
— Я?.. Да, наверное… Давление, что ль, поднялось, — удивился доктор, щупая у себя пульс. — Да, зашкаливает. Неужели сознание потерял?
— Потеряли! Я не на шутку испугался, если честно. Вы в следующий раз предупреждайте хоть, ловить вас буду. А то разбили бы голову, а мне даже Скорую помощь сюда не вызвать.
Доктор потрогал свежую шишку у себя на затылке.
— Погода переменчивая, видимо, давление и скакнуло, — принялся оправдываться он, совершенно обескураженный собственной рассеянностью. — Так, на чем мы закончили?
— Вы меня осмотрели и хотели передать контейнеры от моей матушки, — милым голосом напомнил Платон.
— Матушки?
— Да-да, она оставляла мне еду. Александр Анатольевич, ну что вы, не пугайте меня так. Вы хоть помните, кто я такой?
— Да помню я вас, помню, — скривился доктор, проверяя содержимое чемоданчика. — Всё на месте, ничего не тронуто.
— Вы думаете, я у вас воровать стал бы?
— Сами понимаете, предосторожность превыше всего. Так, осмотр, говорите, — доктор вновь взялся за свой считыватель ауры. — Да, помню что-то такое. Мы закончили, говорите?
— Ну да. Если хотите — повторим.
— Да незачем, вроде бы, осмотрел же уже… — сказал он, будто убеждая самого себя. — Вот голова старая. Надо бы провериться…
— Не помешало бы, — покивал Платон. — Ну как я? Жив-здоров?
Следующие десять минут они потратили на стандартные процедуры. К считывателю ауры доктор не возвращался, но проверил физическое состояние, пульс, моторику, выписал новые дозы лекарств. Платон по обыкновению сопротивлялся, морщился, кривился — в общем, всем своим видом показывал, что с действиями врача хоть и не согласен, но вынужден смириться. Тот тоже привычно ворчал, просил соблюдать назначения. Иногда разве что потирал ушибленную голову, но так как всё равно не помнил ничего, то и не сомневался в словах Платона.
А может, были у него уже похожие приступы. Поэтому и отнесся
Ромашковый отвар он, кстати, попробовал — убедился, что тот существует.
— Что насчет ваших «забав»? — спросил доктор, когда они почти закончили.
Платон прекрасно понял, о чем Александр Анатольевич говорит.
— Знаете, пока как-то не хочется. Даже не буду вас упрашивать.
— Неужто вняли моим мольбам?
— Вы же сами понимаете, что нет. Просто я понял, что первоначального эффекта уже не достигнуть, восстановление идет без участия нагрузки электроимпульсами. Так зачем бить себя током?
Показалось, что док облегченно выдохнул. Ожидал, наверное, что опять придется уговаривать непокорного больного не измываться над собой.
— Значит, будете следовать моему лечению? — вопросил строго.
— А что остается? — Платон развел руками. — Я слишком хочу выйти на волю. Кстати, насчет воли. Передадите мне матушкину стряпню?
— Ах да. Опять забыл.
В общем, вскоре они закончили, и Александр Анатольевич отправился домой. Вместе с едой матушка передала очередную записку. На сей раз в контейнер она её не прятала, просто вложила в конверт.
«Сынок, один мой хороший друг подарил мне путевку в европейскую водолечебницу. Съездим с ним вдвоем, здоровье поправим, воздухом целебным подышим. Не теряй меня. Уеду всего на две недельки. Передала тебе побольше заморозки — пожалуйста, не складируй в морозилку, как обычно, а кушай. Наварила тебе десять литров сливового компота. Тебе нужно поправлять здоровье.
Люблю, мама».
Ясно, что «хороший друг» — это мамин ухажер. Она очень боялась показывать его сыновьям открыто, всё опасалась, что они не примут его в семью. Всё же чужак, да ещё и не орк. Хотя и Дитрих, и Златон, и Платон больше всего желали маме счастья. Пора бы строить свое будущее, а не думать о тиране, который и ей жизнь отравил тоже.
Что ж, пусть отдохнет. Ей полезно.
Платон долго ещё стоял в дверях, а сердце его заполошно колотилось в груди.
Он был близок к провалу, и лишь чудо спасло его от последствий. Но страшнее всего, что на секунду Платону хотелось поддаться уговорам отца и просто добить ни в чем не повинного доктора — только бы тот не помешал осуществлению плана.
***
Когда он вернулся в замок, груженный пакетами от матери, которые передал доктор, Мари уже вылезла из комнаты за камином и пришла на кухню.
— Хочешь кофе? — улыбнулась она, но за уверенным видом скрывалась нервозность.
Сгрудив пакеты в сторону, Платон обнял её, прижимая к себе. И наконец смог выдохнуть.
— Я тоже разнервничалась, — призналась она шепотом, хотя он не сказал ни слова.
— Ты молодец, быстро нашла решение, — зарылся ладонью в ее волосы, вдыхая их аромат. Пахло горькими травами, белладонной, ромашкой. Зельем забвения, которое она варила.
— Это я виновата. Нужно быть внимательнее. В прошлый раз чуть не попалась, когда пришел твой брат. И теперь вот снова. Я приношу только неприятности…