Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром
Шрифт:
— Сейчас прибросим, — сделав вид, что не слышит реплики, Берестин поднял к глазам бинокль и долго стоял на крыше башни, расставив ноги в сверкающих сапогах.
— Скобелев! — восхитился Сашка.
— Вот считай, — сказал наконец Берестин. — До нас было метров восемьсот, когда они дали луч. Леса там теперь нет, где мы стояли. А позади другая роща, до нее еще километр, так она целая. Все ветки на месте. Вот тебе их дальнобойность. А наша дура на пять километров прямой наводкой спроста возьмет.
— А вдруг они не на полную
— Вряд ли. Они же не знали, где мы и кто мы.
— И мы не знаем еще, сколько стволов они собрали, — оживился Шульгин.
— Тоже верно. Вот тебе и тактика — стрелять с предельной дальности, из засад, а для страховки на километр вокруг вешки с грузом расставить. Если груз упадет — по газам и ходу…
— Слушай, давай проверим, — загорелся Шульгин. Коньяк уже начал действовать, и все пережитое уже было для него — дым.
Новиков видел, что друзья его в боевом азарте теряют чувство реальности и вполне способны вновь полезть в драку. Сам же он окончательно убедился, что делать им тут нечего. Уже давно не ландскнехтство, а какое-то сумасшествие получается, война ради войны. Единственное оправдание перед собственной совестью — кавказский обычай, по которому гость должен защищать хозяина, если на его дом напали. Но это уж такая натяжка…
Однако ни логических, ни моральных доводов его друзья сейчас слушать не станут, слишком они возбуждены. Поэтому Новиков привел довод неотразимый:
— Нечем воевать. Снарядов всего пять штук осталось, и все — картечь.
— Кстати, — неожиданно поддержал его Берестин, — враг бежит. Впервые, кажется, за всю эту бестолковую войну.
Действительно, видневшиеся вдали машины неприятеля исчезли. А когда Алексей, сменивший Шульгина за рычагами, вывел танк на вершину, они смогли увидеть, как укоротившаяся цепь бронеходов уплывает за южный горизонт.
— Тогда можно и по трофеи отправляться, — мечтательно сказал Шульгин, стирая платком с лица грязь и копоть.
Берестин с сомнением покрутил головой.
— Обождать надо. Врежет какой-нибудь недобитый, к чему тогда все?
— А что, так и бросать? Представляешь, там же чего только нет. И движки, и гравипушки. Да и раки в натуре…
— Оно конечно… — неуверенно сказал Берестин. Но что-то продолжало удерживать и его от опрометчивых шагов. Теперь их было двое с Новиковым, и они убедили Шульгина, что хоть до утра подождать надо.
— Если никакого шевеления не будет, тогда и сходим.
— Черт с вами. Тогда я спать полез, а вы сообразите, чего пожрать. Разбудите.
— Пойдет. Спи давай…
Глава 16
Шульгин появился на крыше Замка, словно видение из иного мира, потому что с райской обстановкой этого уголка совершенно не сочетался небритый, с рассеченной щекой и красными глазами человек в грязных джинсах и меховой кожанке, сжимающий в левой руке пулемет Калашникова.
Он постоял несколько секунд, обводя прищуренным взглядом овальный бассейн с изумрудной водой, тропическую зелень зимнего сада, загорелые тела женщин в шезлонгах, едва прикрытые ленточками бикини, словно выжидал, когда все здесь присутствующие заметят его прибытие, и только убедившись, что мизансцена по мотивам популярной картины Репина «Не ждали» выстроилась правильно, подрагивающим голосом спросил:
— Отдыхаете? Ну-ну… — и с грохотом бросил на узорчатый пол свое оружие.
Пошатываясь, он сделал три шага и почти упал в ближайшее плетеное кресло. За ним в проеме двери показались Левашов и Лариса.
Первой опомнилась Ирина. Вскочив, она подбежала к Шульгину.
— Что? Что там у вас случилось? Где Андрей? Алексей? Что с ними?
Сашка, подняв голову, скользнул взглядом по ее темно-бронзовому телу, провел ладонью по своему лицу, покрытому трехдневной щетиной, и отвернулся. Пробурчал что-то вроде: «Жарко тут у вас», — и начал стягивать куртку. При этом он морщился и шипел от боли.
Отстранив Ирину, к нему подошел Воронцов, тоже в одних плавках, помог вынуть руку из рукава.
— Что, ранен?
Шульгин отрицательно мотнул головой.
— Что вы все молчите? — неожиданно визгливо крикнула Ирина, обращаясь теперь уже к Левашову.
Вокруг уже столпились все — Наташа, Альба, Корнеев, Айер.
Лариса обняла Ирину за плечи.
— Успокойся, Ира, еще ничего не известно, главное, что они наверняка живы…
— Живы?! А где же они? Что там у вас произошло, можете вы наконец сказать? — И разрыдалась, уткнувшись лицом в грудь Ларисы. — Так я и знала… Я, я во всем виновата… из-за меня… и оба…
Женщины повели Ирину куда-то в угол, закрыв от мужчин и шепча успокаивающие слова.
— Ну так все-таки? В чем дело? — Воронцов обращался теперь только к Левашову.
— Конец Валгалле. Отвоевались… А ребята в плену. — Левашов отстегнул ремень с пистолетом, бросил его поверх Сашкиного пулемета, стянул через голову свитер, передернул плечами. Сел рядом с Шульгиным. — Попить чего-нибудь дайте.
— Коньяк, вино?
— Воды! А потом кофе. — И обращаясь к Воронцову, спросил: — Ты именно этого ждал? Потому и сорвался заблаговременно?
— Ты все же обрисуй сначала, что произошло. Пришельцы на форт напали?
— И это тоже. Но сначала был поход…
— Про поход я лучше доложу, — вмешался Шульгин. Губы у него неприятно кривились, а в голосе звучал непонятный сарказм, словно он испытывал злое удовлетворение от всего, что произошло.
Глазами он показал на столик с напитками, и Герард, с неожиданной для него самого предупредительностью, подкатил его к Шульгину. Выпив полный бокал сухого вермута, Сашка коротко, но вполне исчерпывающе описал все, вплоть до момента боя с машинами «ракообразных».