Одиссея Талбота
Шрифт:
– Вы дурно на меня влияете.
Они молча шли по дороге, погруженные каждый в свои мысли. Абрамс взял Кэтрин под руку и притянул ее локоть к себе. Она инстинктивно прижалась к нему. Так они прошли квартал до Четвертой авеню и стали спускаться по ступенькам в метро.
– Это та самая линия, по которой мы ехали в Оул Хэд-Парк, – сказал Абрамс.
– Точно. Значит, по ней я попаду в Манхэттен?
– Да. А я доеду с вами до Бороу-Холла. Вы выйдете на… Послушайте, что мы все вокруг да около? Едем к вам или ко мне?
– Ни то, ни другое, – ответила
Тони вопросительно посмотрел на нее.
– Дом на Тридцать шестой, – прошептала она быстро. – Там безопасно.
Он почувствовал, как сердце подпрыгнуло у него в груди.
– Хорошо.
– Хотя нам и придется спать в разных комнатах, – продолжала Кэтрин, – вы можете прийти ко мне ночью… Или я приду к вам.
– Нам нужно сразу определиться, чтобы не разминуться.
Она рассмеялась и обвила его шею руками, спрятав лицо у него на груди. Он понял, что она плачет. Через секунду Кэтрин справилась с собой и сказала:
– Это был один из самых ужасных… и самых счастливых дней в моей жизни. Будьте осторожны сегодня. Каким бы ни было ваше задание, будьте осторожны.
Абрамс заметил, что люди обходят их, поскольку они стояли посредине лестницы.
– Может, возьмем такси, съездим по домам, возьмем свои вещи…
– Ладно. – Она выпрямилась и глубоко вздохнула.
Они отошли к краю тротуара, чтобы поймать такси.
– А Торп? – спросил Абрамс.
– Что Торп? Я не испытываю к нему никаких чувств.
– А гнев? Возмущение?
– Нет, ничего… Может, это и глупо. Похоже, вы раскусили его раньше меня.
– Так вы все-таки пойдете сегодня на вечеринку к ван Дорнам?
– Конечно, это же бизнес, – улыбнулась Кэтрин.
– Вы не исключаете, что Торп тоже появится там?
Кэтрин подумала секунду и ответила:
– Я знаю его достаточно хорошо. Для него ведь это тоже бизнес.
Часть пятая
Русская усадьба
41
Тони Абрамс смешался с праздничной толпой на Пенн Стейшен и сел на трехчасовой поезд до Гарден-сити, Лонг-Айленд. Ехать было недалеко, но Тони хватило времени на то, чтобы прокрутить в голове все события этого сумасшедшего дня: Кармин-стрит, пробежка по Бруклину, Торп, кладбище… Он подумал об этом англичанине, Марке Пемброуке. Еще одна темная лошадка, по определению Кэтрин, с собственным кабинетом в Рокфеллеровском центре.
Вместе с Кэтрин они доехали на такси до его дома, где он забрал некоторые свои вещи, включая костюм, в котором Тони был сейчас, и удостоверение личности. Потом они поехали на Кармин-стрит, где Кэтрин взяла кое-что из своих вещей. Далее они проследовали в дом на Тридцать шестой улице. По дороге между ними возникло то ощущение некоторой неловкости, какое обычно возникает между мужчиной и женщиной, когда они знают, что едут заниматься любовью в первый раз.
Дом на Тридцать шестой находился под наблюдением. Когда Тони и Кэтрин подошли к входной двери, дорогу им преградил полицейский
– Я Абрамс, – сказал Тони. – И пришел сюда без всякой цели.
– А Спинелли говорит, что вы уже труп, – хмыкнул полицейский.
– Напротив, я прекрасно себя чувствую, – ответил Тони.
Он взял Кэтрин за руку, и они вошли в дом. Они ожидали встретить Клаудию, однако ее не было. Но Абрамс был уверен, что после вечеринки у ван Дорна она вернется, и тогда с ней можно будет поговорить. Он полагал, что в этой цепочке Клаудия – самое слабое звено, и рассчитывал расколоть ее еще до утра.
Кэтрин прошла в комнату, которая когда-то была ее детской. Именно в эту комнату Клаудия проводила Абрамса в тот вечер, когда происходила встреча ветеранов УСС. Свои вещи Тони отнес в спальню, находившуюся наискосок от спальни Кэтрин, потом вернулся и помог ей распаковаться. Разложив вещи, Кэтрин повернулась к нему:
– Странно все-таки оказаться в комнате своего детства.
– Я бы сказал, не странно, а сладостно, – произнес Абрамс.
Кэтрин подошла к нему. Глядя на нее, Тони удивлялся, что мог когда-то мысленно называть ее Снежной Королевой.
Они любили друг друга на кровати с пологом. Тони был рад, что не успел осквернить ее с Клаудией. Их первая близость была наполнена страстью, радостью открытия и восторгом удовлетворения. Для Абрамса действительность превзошла все самые смелые его фантазии.
– У меня такое чувство, будто я утолила шестимесячный голод, – пошутила Кэтрин.
– Шестимесячный?
– Ну, может, семимесячный. А ты?
После секундного колебания он ответил с той прямотой, которая была свойственна и ей:
– А я утолил голод, который мучил меня с первого дня работы в фирме О'Брайена.
Кэтрин поцеловала его. Они договорились встретиться утром в кафе «Брасир» в том случае, если кто-либо из них не вернется до рассвета в дом на Тридцать шестой.
Поезд остановился и Абрамс очнулся от воспоминаний на нужной ему станции. Адвокатская контора располагалась в небольшом красивом здании. Сверившись с табличками-указателями, Абрамс поднялся по крутой лестнице на второй этаж. Здесь он достал из кармана револьвер, осторожно двинулся по вестибюлю второго этажа и подошел к тяжелой дубовой двери с табличкой «Эдвардс и Стайлер». Тони прислушался. Из-за двери ничего не было слышно. Он довольно громко постучал три раза и быстро шагнул в сторону.
Дверь приоткрылась на несколько дюймов, затем распахнулась. На пороге стоял мужчина примерно одного с Тони возраста. Он улыбнулся и протянул руку:
– Мистер Абрамс? Майк Тэннер.
Тони переложил револьвер в левую руку и обменялся с Тэннером рукопожатием. Тот не отрываясь смотрел на оружие, но вскоре справился с собой и пригласил Абрамса войти. Он проводил Тони в дальнюю комнату, отделанную дубом и красной кожей.
– Я Хантингтон Стайлер, – приветствовал Абрамса пожилой человек.