Одиссея "Варяга"
Шрифт:
Глава 6. Гибнешь сам? Помоги товарищу.
Очередной, уже рутинный выход в крейсерство подходил к концу. Еще пару дней проверок транспортов со шхунами, и уголь неизбежно заканчивался, предопределяя дальнейший курс пары "Аврора" и "Лена" - Владивосток. Впрочем, вначале с ними шла "Кама", ВОК продолжал исповедовать удачный принцип охоты тройками, два ВсКр на один нормальный крейсер. Но замученный постоянными поломками ее машины, новый командир "Авроры" отослал ее во Владивосток с первым, и пока единственным, захваченным транспортом с контрабандой. Ну, кто, спрашивается, заставлял владельцев большого американского парохода "Фриско ранер", порт приписки естественно, Сан-Франциско, везти кардиф [122] в Японию во время войны? А уж попытка уйти от "Камы" была скорее не смелостью, а просто глупостью. Русский корабль хотя и не обладал запасом скорости для догона 13 узлового парохода (может в расчете именно на такой случай его и назвали "раннером"?), но зато на ней стояло радио, в пользовании которым на ВОКе тренировались ежедневно.
122
Кардиф. Малозольный сорт угля с высокой теплотой сгорания, подходящий для капризных водотрубных котлов боевых кораблей начала 20 -го века. Старички типа "Корейца", "Дмитрия Донского" или "Фусо", с котлами огнетрубными, вполне могли ходить и на Сахалинском, и на Японском угле, и просто на дровах но... Современным броненосцам и крейсерам вынь да полож по 1000 тонн правильного угля на бункеровку для выхода в боевой поход. Мусорный уголь новые котлы согласны есть только на стоянке и на малом ходу, когда достаточно и низкого давления пара. Кардиф не добывался ни в Японии, ни на русском Дальнем востоке. Вот и приходилось воюющим сторонам мучиться с закупкой и доставкой стратегически важного топлива.
У "Авроры" было достаточно времени, чтобы по передаваемым с "Камы" данным о курсе и скорости "бегуна" спокойно и без спешки его перехватить. Новичок на мостике "Авроры", Анатолий Николаевич Засухин после рапорта досмотровой партии радостно потирал руки. Теперь он мог убить двух зайцев одним выстрелом. Он не только добыл для Владивостокской эскадры пять тысяч тонн высококачественного угля, но заодно и заработал командам всех трех крейсеров неплохую прибавку к жалованию. И теперь мог, сославшись на важность груза приза, отослать, наконец, "Каму" во Владивосток, с наказом обязательно довести приз. А приватно указать ее командиру, или перебрать машины бывшего японского парохода перед следующим выходом в море, или искать себе другой крейсер в попутчики. Теперь, не связанная медленной "Камой", пара могла дать, при необходимости драпа или догона, до 18 узлов.
Впрочем, рутиной этот выход был далеко не для всех. Если команды и командиры "Лены" и "Камы" уже привыкли к недельному рысканью где-то там "у косоглазых в огороде" в поисках добычи, то для экипажа "Авроры" и ее командира такая задача была пока в новинку. Причем для командира - вдвойне, он командовал крейсером всего три недели и четыре дня. Еще девять месяцев назад он был старшим помощником на маленькой канонерке, стационировавшейся в занюханном корейском порту. И даже мечтать не мог, получить под команду что-либо крупнее минного крейсера в ближайшие пять лет - "его величество" ценз не позволял.
Но... Но канонерка эта называлась "Кореец". В том памятном бою, Засухин даже не был на борту своего корабля. Он, как ошпаренный носился по палубам и трюмам незнакомого ему "Варяга", командуя второй партией борьбы за живучесть, составленной из таких же, как и он "чужаков на борту", матросов с "Корейца" и "Севастополя". Прорыв слился для него в непрерывное тушение пожаров и латание пробоин в бортах. Дальше - больше. Новый "Кореец", огромный, броненосный и при этом - абсолютно незнакомый, построенный по чужим, итальянским правилам и канонам кораблестроения. И его надо - сначала забункеровать на ходу; потом довести до Владивостока; потом в пожарном порядке осваивать стрельбу из орудий незнакомых систем; потом, слава богу уже не в должности И.О. командира, а в родной и знакомой - старпома, осваивать маневрирование, учиться не только стрелять, но и попадать. А потом бой... Снова пожары, пробоины, беготня по палубам и трюмам, налет на Пусан, возвращение во Владивосток, с ежечасным ожиданием атаки миноносцев.
И только он, после всего этого, надеялся насладиться заслуженным, видит Бог, отдыхом, как снова... Опять новый корабль, и теперь уже он - командир. Без всяких приставок И.О. Первый после бога. "Старик". Н-да... А ведь он всего месяц назад на самом деле думал, что именно старпомом быть тяжело. Но организовав за три недели установку на его (ЕГО!!!) "Авроре" щитов для орудий и подкрепление их фундаментов, понял - командирский хлеб еще горше. А ведь подобную работу порт выполнял уже далеко не в первый раз, вроде все должны знать, что им надо делать... И спать приходилось даже меньше чем на прежней "собачьей" должности.
Столь скоропалительная, без всякого согласования со шпицем, смена командиров кораблей в очередной раз взбудоражила владивостокое офицерство. Никто не мог понять, в чем же так провинился капитан первого ранга Сухотин, что его отправили сопровождать в Петербург поправляющегося после ранения Вирениуса. Точный ответ на этот вопрос знал только Засухин, но он предпочитал помалкивать. Ему Руднев при назначении на должность высказался в духе, "я не знаю, могла ли "Аврора" поспособствовать утоплению "Адзумы", может быть и нет. Но видя, что "Лена" начала преследование, и по ней кормовые восьмидюймовки не стреляют, попытаться он был обязан. Хотя бы за компанию, что ли"...
Крейсерство уже подходило к концу, угля оставалось меньше половины, когда во время очередной встречи кораблей Рейн с борта "Лены" невинно предложил:
– Анатолий Николаевич, а не пробежаться ли нам на обратном пути ко входу в Цусимский пролив? А то тут океан как вымер, ну, сколько можно одни рыбацкие шхуны топить? [123]
Немного поколебавшись, Засухин согласился, ему и самому хотелось в его первый командирский выход свершить чего-то эдакого... Да и выводы из напутствия Руднева он сделал соответствующие. В итоге именно это, принятое наспех решение и привело к бою, вошедшему во все учебники по морской тактике, и впоследствии изучавшемуся всеми командирами крейсеров мира.
123
Несмотря на кажущуюся экипажам и командирам кораблей незначительность потопления рыболовецких шхун, эта мера сыграла важную роль на сговорчивости Японии во время мирных переговоров. Население прибрежных районов Японии, в водах которых шалили русские крейсера было на грани голода. Другого источника протеина кроме рыбы в рационе простых японцев практически не было, а рыбаки элементарно боялись выходить в море. Прикрыть же свою береговую линию японский флот не мог, он почти весь был занят блокадой Порт Артура. Немногочисленные суда береговой обороны, оставленные для охраны метрополии, были настолько стары, что при встрече даже со вспомогательным крейсером, были не охотниками, а скорее жертвой.
"Лена" и "Аврора" шли строем уступа, привычно разбежавшись на 60 миль, больше было чревато как потерей радиоконтакта, так и возможности в случае чего оперативно прийти друг другу на помощь. Причем "Аврора" намеренно отставала на пару десятков миль, чтобы прикрыть "Лену" в случае бегства от более сильного противника. Солнце только-только перевалило через полуденную метку, чем не преминул воспользоваться штурман для уточнения координат крейсера, когда на мостик "Авроры" прибежал запыхавшийся прапорщик Брылькин. Бывший телеграфист с Владивостокского телеграфа был самым гражданским существом на борту крейсера. Даже любимец команды - дворняга Рыжуха была гораздо грознее и воинственнее его, особенно при попытке отобрать у нее честно украденную с камбуза кость. Но зато с его появлением радиотелеграф стал устойчиво работать на невиданной дистанции в сотню миль, а иногда и больше. Хотя Засухин подозревал, что тут свою роль сыграл внезапно заинтересовавшийся радиотелеграфами Лейков с "Варяга". Он две недели, сразу после памятного боя у Кадзимы, мотался по всем кораблям эскадры, что-то шаманя в рубках радиотелеграфа, и перетягивая антенны между мачтами.
– Получена телеграмма с "Лены", - как ему казалось четко и по военному "доложил" Брылькин, которому за невиданную скорость и точность чтения и передачи сообщений прощалось почти все, - в квадрате Буки сто сорок восемь замечено восемь транспортов, ход восемь узлов, курс Зюйд Вест Вест.
– Николай Илларионович, - укоризненно начал очередную лекцию командир корабля, - сколько раз вам говорить, будьте внимательнее. Ну, сами подумайте, с чего бы японцам посылать сразу восемь транспортов вместе? Такого никогда не было. Вы с какой цифрой могли восьмерку перепутать?
– Я могу перепутать нос с кормой у корабля, это да, - кроме близорукости, малого роста и большой лысины, Брылькин отличался отвратительным характером, его и на телеграфе то начальство терпело только как первоклассного специалиста, а "на войну" отправило с огромным удовольствием и тайной надеждой - авось с этой войны и вовсе не вернется, - Но за точность приема текста телеграммы я ручаюсь всегда. Да и на "Лене" сами продублировали цифру текстом, как будто знали, что вы не поверите.