Одиссея "Варяга"
Шрифт:
– Вот из за этого-то ты на флоте выше лейтенанта и не поднялся, - осуждающе покачал головой Иосимацу, но флягу все же с благодарным поклоном принял.
– Просто я давным давно понял, что хорошего командира корабля из меня все равно не получится, голова не так работает, - выпустил клуб сигаретного дыма Сандзе, невозмутимо глядя на первую волну, перекатившуюся через поручень в носовой части "Токивы", и выбившей пенные фонтаны из-под палубных заглушек клюзовых колодцев, - потому и решил, что лучше остаться хорошим старшим артиллеристом на корабле моего друга, чем стать никудышным командиром своей собственной мелкой посудины.
Посмотри лучше, какое красивое море сегодня...
– Да, друг... И небо. Видишь какие горы рисуют облака... Как у меня дома, возле Осаки. Кстати, револьвер с тобой, а то я, вот, только с мечом...
Через несколько минут на месте где ушел под воду первый потопленный в этом сражении корабль, остались только плавающие обломки, головы пытающихся спастись моряков и всплывшая перевернутая шлюпка. Спустя четверть часа, проходящие мимо русские броненосные крейсера, сбросили замерзающим среди обломков, облепившим два чудом удерживающихся на поверхности переполненных баркаса недавним врагам, несколько складных шлюпок, три плота и пару дюжин спасательных кругов. К одному из них был привязан боченок спирта...
"Фусо" тоже оказался неудачником. Далеко не единственным, впрочем, как в японском, так и в русском флоте. Первый же 12" снаряд, попавший в него, послал броненосец в глубокий нокдаун. Взрыв у основания второй трубы повлек за собой неожиданную цепь событий. Кормовая кочегарка, нашпигованная осколками как снаряда, так и трубы, полностью вышла из строя. В результате - казематы среднего калибра наполнились смесью дыма из снесенного у основания дымохода, и пара из пробитых осколками котлов. Мгновенно угоревшие и ошпаренные артиллеристы, вынуждены были не только прекратить огонь, стрелять, не видя цели, не было никакого смысла, но и выбежать из казематов на верхнюю палубу, чтобы элементарно продышаться. Скорость упала с 20 до 12 узлов, и новейший броненосец был вынужден беспомощно выкатиться из строя, а позже спрятаться за свою линию. При этом он, подобно бегущему от стрел охотников раненному слоненку, смешал построение и Камимуре и Того.
Кое-как починившийся спустя полчаса "Фусо" вернулся в линию, уже позади "Асахи", но только для того, чтобы получить второй нокдаун. Старший машинный офицер новейшего броненосца Сакаи не успел даже добраться до лазарета, чтобы забинтовать ошпаренную паром при экстренном переключении паропроводов руку. Теперь ему пришлось срочно нестись на корму. На этот раз, после буквально пары попаданий, было повреждено рулевое управление.
Десятидюймовый снаряд с "Памяти Корейца" взорвался в момент проламывания скоса бронепалубы в корме японца. Осколками заклинило рулевую машину, а взрывной волной перекорежило переборки достаточно для того, чтобы румпельное отделение медленно, но верно затопило. Корабль снова, как и полчаса назад, вынесло из линии вправо. Руль смогли, правда далеко не сразу (сказывалась неопытность команды, которая только пару месяцев назад увидела совершенно незнакомый для себя корабль), поставить прямо. Сакаи, при выравнивании пера руля, вынужден был ориентироваться на передаваемые голосом с верхней палубы по цепочке матросов команды, "влево" и "вправо".
Ограниченная управляемость корабля машинами, чем его командир Такеноучи занимался в первый раз (в этом тоже потренироваться не успели), не позволяла "Фусо" занять место в строю. Вернее на броненосце даже подняли сигнал "Возвращаюсь в строй", но глядя на резкие рыскания "Фусо" на курсе Того отдал приказ "держаться за линией до восстановления нормального управления" и "Камимуре перенести флаг на "Конго". Что младший флагман и проделал с риском для жизни, как своей, так и офицеров штаба. Это стало очевидно, когда на изрядно поврежденном катере он подошел к неподбойному борту "Конго", сбросившего ход до десяти узлов, но не застопорившего. Слишком велик был риск отстать от колонны броненосцев и оказаться один на один, ну, почти один на один, ведь "Фусо" пока нельзя было считать полноценной боевой единицей, с тремя "Пересветами" и тремя броненосными крейсерами Руднева. Однако, слава богам, и вице-адмиралу и всем остальным его спутникам удалось подняться на борт "Конго" благополучно.
Если бы командующий Соединенным флотом владел русским языком, он бы, наверное, добавил к приказу "Фусо" о выходе из линии "от греха подальше". Риск столкновения шатающегося подобно алкоголику "Фусо" с другим кораблем был неприемлемо велик. Почти не понеся потерь в артиллерии, вполне боеспособный корабль почти весь бой провел в "своем углу", вернее - за хвостом своей боевой линии. Впрочем, это не помешало его артиллеристам нанести русским весьма чувствительный урон.
В контраст ему, однотипный "Конго", с тем же, если не худшим уровнем подготовки команды (часть отпущенного на принятие корабля времени ушла на подгонку и установку "не родного" вооружения), неплохо стрелял и стойко терпел ответный огонь. Несмотря на взрыв в каземате среднего калибра, он продолжал идти в составе эскадры в течение почти всего сражения. Правда, во второй фазе боя, став флагманом второго боевого отряда, его командир запросил разрешение выйти из строя для починки повреждений, но получил отказ от Камимуры. Поврежденный, но не побежденный, "Конго" стойко последовал со своим флагманом к ожидавшей их общей судьбе...
"Так...
– размышлял Хейхатиро Того, - "Броненосные крейсера против броненосцев долго не продержатся"... Ямомото Гомбей как всегда прав. Он всегда прав! Но у меня нет десятка нормальных броненосцев! И в создавшейся ситуации мои артиллеристы вполне уже могли бы пустить на дно один - два "пересвета", или выбить пару русских "стариков" из линии. Увы, счет пока открыли они. Если сейчас повести охват концевых в русской колонне, "петропавловски" с такого расстояния выбьют для начала наши броненосные крейсера...
Нет, все, пора разрывать дистанцию, как показал печальный пример "Токивы", колонны сблизились чрезмерно. Хоть мы и пристрелялись, - половина русских кораблей горит, и то на одном, то на другом замолкают орудия. И передать сигнал о повороте довольно сложно - стеньга фок мачты "Микасы" снесена за борт, и радиорубку нам только что разнесло, сейчас она выгорает как помойный ящик от случайного окурка..."
Наконец сигнальщикам "Микасы" на грот мачте удалось поднять предварительный сигнал "к повороту на правый борт все вдруг". Сигнал запоздал буквально на пару минут...
Огонь японцев все больше корежил и ломал старые русские броненосцы. На "Петропавловске" погреба кормовой башни постепенно затоплялись водой, через пробоину от взорвавшегося в кормовой оконечности крупного фугаса. Башня вновь прекратила огонь. В батарее левого борта весело рвались русские же снаряды, охваченные огнем пожара. А спустя пять минут десятидюймовым снарядом с "Якумо" добило-таки кормовую башню - она не могла больше вращаться. Оставшись с одной башней главного калибра, и получив рапорт об остаточной непотопляемости в 60 процентов, Григорович приказал временно выйти из строя, с флажным сигналом об этом "Святителям". Именно этот приказ, предписывающий командирам корабля "выходить из линии на не обстреливаемую сторону для ремонта угрожающих остойчивости пробоин" спас русских от больших потерь в кораблях линии. Но зато после боя в Артуре было не протолкнуться от броненосцев в разной степени повреждения.