Одиссея "Варяга"
Шрифт:
Почти одновременно с попаданием в батарею, крупный снаряд ударил в броню барбета кормовой башни. Пробить броню ему не удалось, но так как угол брони был очень слабо подкреплен, и броневая плита не упиралась в палубу, а чуточку не доходила до нее, то угол брони и отогнулся внутрь, образовав небольшую треугольную щель. Сквозь которую внутрь барбета проникли газы и масса осколков. В жилой палубе, как раз недалеко, в это время стояло, примостившись к башне, 12 матросов, отделавшихся одним только испугом.
Осколки снаряда, проникнувшие внутрь, ударились об небронированную подачную трубу башни, разбили все реле, реостаты и прочие приборы, тут расположенные, и без силы упали на палубу. По счастью, зарядники в это время опускались в погреб пустыми, иначе не миновать пожара, а то и взрыва пороха. Достали запасные приборы и тотчас же приступили к исправлению повреждений, и через полчаса башня уже свободно вращалась, а пробоина была заделана позже листом стали.
Но пока наш "Сисой" остался почти без артиллерии.
Глава 4. Сквозь сжатые до крови зубы...
С затаенным чувством торжества, заметив, что русский флот не только не следует за ним, но в относительном беспорядке продолжает пока движение к югу, адмирал Того через десять минут одним резким маневром превратил отход своих отрядов в решительную атаку. Его целью стали уходящие от русской линии на северо-запад "Россия" и прикрывающий ее "Рюрик", а так же дымящие на горизонте за ними транспорты конвоя.
"Жертвы принесены. Но скоро мы посчитаемся за все, уважаемый господин контр-адмирал Руднев. И за "Токиву", и за "Ивате", и за "Асаму", и за "Такасаго". И за тринадцатое октября тоже посчитаемся. Сейчас вы будете платить мне по всем счетам..." На лице адмирала Того светилась таинственная улыбка, не выданная ни губами, ни выражением глаз, но о которой знал весь флот. Если Того так улыбается, значит он "поймал победу"...
Руднев на "Громобое" принял японский поворот "все вдруг" от колонны русских броненосцев за выход из боя. Что и не удивительно после потери за каких-то полчаса двух судов линии и при практически обреченном третьем. Конечно, это была победа, но совсем не та, что сегодня нужна! Это вновь нудные военные будни, это новая драка с Того, но уже со всем его англо-латиноамериканским приплодом, это, наконец, возможное выступление Англии, что может сделать "эту" реальность даже пострашнее его - "карпышевской".
Однако размышления над последствиями бегства Того вскоре уступили место удивлению и даже раздражению: с "Трех Святитей" пока не поступало никаких приказаний относительно дальнейшего образа действий. В конце концов, преследовать отрывающегося противника необходимо.
Руднев прижал к глазам бинокль, вглядываясь в очертания дымящегося флагмана, и отрывисто приказал:
– Вызовите "Святители" по телеграфу: "Прошу разрешения преследовать"!
Прибежавший через пару минут лейтенант Егорьев озабоченно доложил:
– Ваше превосходительство, не отвечает флагман! И "Петропавловск" не отвечает.
– Продолжайте вызывать!
– Смотрите! Всеволод Федорович, они семафорят что-то на "Сисой" и "Победу". Но за дымом не разобрать... Хотя, подождите... Разобрал только "Адмирал"... И наш позывной. Похоже, дело не ахти...
– Господи... Нет, не может быть!
– Господа! Срочно! Телеграмма с "Осляби": "Вице-адмирал Чухнин передает командование контр-адмиралу Рудневу"!
– Ну, как же! Как же я не понял сразу...
К повороту! Поотрядно, все вдруг, 16 румбов на правый борт! Григоровичу принять командование отрядом броненосцев...
Петрович затравленно проклинал про себя всех и вся. И себя в особенности. До подхода Макарова было в лучшем случае около полутора - двух часов, да и то, если не произойдет ошибки в счислении или чего другого экстраординарного. Господи, как же верно подметил тогда Степан Осипович, что все решат, возможно, не часы, а даже минуты... А он, Руднев, почти десять минут не мог осознать, что с Григорием Павловичем что-то не так... Он никогда не потерял бы столько времени!
Но шанс захлопнуть мышеловку пока еще есть. Похоже, что японцы идут узлов четырнадцать, или даже меньше. Руднев отдал приказ покалеченной "России" и прикрывающему ее "Рюрику" следовать на соединение с конвоем, ибо в погоне за Того толку от нее уже не было. И отправил штурманов рассчитать для Макарова кратчайший путь перехвата отходящих на Сасебо отрядов Того и Камимуры. Своим же трем крейсерам и Небогатову было приказано полным ходом преследовать правое крыло японской колонны, с целью добить тянущегося за своими "Фусо".
Броненосцам Григоровича и Небогатова уже спешно набирался сигнал об общей погоне, как вдруг крик ворвавшегося в штурманскую рубку лейтенанта Руденского разом перечеркнул все эти расчеты.
– Ваше превосходительство, Всеволод Федорович! Японцы увеличили ход и ворочают "вдруг" влево. Все... К нам уже почти кормой встали!
– Что!? Отставить сигнал Григоровичу и Небогатову!
– заорал Руднев, кинувшись на мостик. "Что, что он делает? Ах, ты... Ну, гнида узкоглазая!!! Нае...ал, урод хитрожопый..." В висках колотилось. Горячая, душная волна затопила сознание. Петровичу было стыдно. И жутко. За десять минут его провели как мальчишку. "Почти что "киндер-мат"...