Одиссея "Варяга"

Чернов Александр Борисович

Неожиданно ему, не большому поклоннику классической поэзии, в голову пришла хокку, наиболее точно описывающая их сегодняшнюю атаку:

Незаметные песчинки, Мы преданны своей стране. За нее идем в свой последний путь... [144]

Из ста шестидесяти матросов и офицеров экипажей сводного отряда японских миноносцев из декабрьской воды после атаки было спасено пятеро. Единственным офицером из них был лейтенант Иокова. Его, уже потерявшего сознание от переохлаждения и потери крови, подняли из воды на русский эсминец "Бесшумный", который после снятия экипажа с "Памяти Корейца" уходил за русскими крейсерами. Его командир рискнул и приказал замедлить ход до малого и выловить плавающего на спасательном круге человека в тужурке, так как принял его за русского матроса.

144

Отрывок из песни пилотов камикадзе, 1945-й год... Но кто может поручиться, что подобная мысль не могла прийти в голову представителю той же самой культуры на несколько десятков лет раньше?

На мостике "Громобоя", досмотрев атаку миноносцев до конца, Руднев медленно сложил подзорную трубу...

– Как показывает теория и практика, дневная атака эсминцев, и тем более миноносцев, на крупный военный корабль не может быть успешна, если цель сохранили орудия и ход, - как будто отрицая только что виденное, медленно проговорил он ни к кому конкретно не обращаясь, - Исключение, однако, составляют те случаи, когда команды кораблей сознательно идут на смерть, с самого начала атаки не заботясь о своем выживании. Что мы с вами, господа офицеры, только что имели честь наблюдать в исполнении японцев. Причем уже второй раз за сегодня... Когда несколько командиров кораблей сразу могут решить атаковать, настолько не заботясь о своем выживании.

Но далеко не для каждого народа сейчас может найтись цепь событий, к такой атаке ведущей. В случае с британцами - их командиры пойдут в такую атаку, чтобы поддержать репутацию лучшего флота в мире. Японцы - из-за долга перед императором, немцы - из-за боевого товарищества, а мы русские... А хрен его знает почему, но мы тоже пойдем. А больше пока, пожалуй, никто на такое и не способен...

На мостике все больше оседающего в воду крейсера, каперанг Беляев был озабочен спасением команды. К быстро опускающемуся в воду правому борту, подошли два поврежденных в быстротечной схватке с японскими коллегами русских эсминца шихаусского типа. За ними дымил еще один. Остальные еще вели бой, их поддерживали беглым огнем комендоры "Громобоя" и "Витязя", уже вновь легших на курс вслед за удаляющимся японским флотом.

"Так, вроде бы последние команды отданы, паники нет, слава Богу. Спасжилеты практически на всех. Плоты на воде. Ну, вот и все, пожалуй... Как же так, по-глупому, вышло-то?
– Беляев размышлял о превратностях судьбы, - Потопить первоклассный броненосец и через каких-то неполных полчаса так непростительно подставиться под торпеды этих москитов... Да еще днем, имея полную свободу маневра. Все-таки, это несправедливо... Так не хотелось упускать хвост Того и вставать к миноносцам кормой. И вот... Да, за ошибки всегда приходится платить".

Командир "Памяти Корейца" был уверен, что его замыслу никто помешать не сможет. Он прекрасно понимал, что из пяти с половиной сотен членов экипажа на момент утопления крейсера в живых останется человек триста - четыреста. Понятно, что кто-то не успеет или не сможет вовремя подняться на верхнюю палубу, кого-то уже на ней достанет осколок снаряда, ведь японцы так и не перестали обстреливать его корабль, но это не меняло главного. Снять всех на три маленьких эсминца, да еще и за столь короткий промежуток времени, - шансов не много. И кого-то неизбежно засосет водоворотом. Кого-то пояса вытянут живым, а кто-то повстречается в этой крутящей пучине с обломками, всплывающими с крейсера. Как хрупок, все-таки, человек...

Значит ему, как командиру корабля, который ОБЯЗАН покидать корабль последним, уходить с него тоже нельзя. Иначе он не сможет потом смотреть в глаза другим офицерам флота. Примерно это он и сказал поднявшемуся на мостик Франку, который в своей извечной манере не выпуская папиросу изо рта сначала пошутил, "что его не оставляет чувство, что все это с ним уже было".

Ответ Беляева был лаконичен:

– Не пора ли и Вам направляться к "Бдительному"? Из машинных и котельных ушли, кстати, все?

– Живые - все.

– Славно. Ступайте же... С Богом.

– Вы уверенны, что это правильно?
– невинно поинтересовался у командира Франк, прислонившись как и Беляев к броне рубки и держась за поручни мостика - из-за нарастающего крена стоять на ногах было все труднее.

– Знаете, Иван Леонович, - отозвался Беляев, для которого вторая за год гибель вверенного ему корабля, снова сопровождающаяся потерями в команде, очевидно стала слишком большим потрясением, - Прекратите мне эту волынку тянуть! Я приказываю Вам покинуть корабль. Это ко всем относится, господа, - обратился он к паре мичманов все еще остающихся на мостике...

На палубе разорвался очередной шестидюймовый снаряд с "Хацусе", своими осколками проредивший толпу спасающихся матросов и заставивший пригнуться на мостике четверку офицеров. Подняв головы, мичмана увидели стоящего над бесчувственным телом Беляева Франка, который сжимал в руке полуметровый обломок поручня мостика. Вырванный железными пальцами богатыря кусок дерева весил не менее трех килограмов. Конец импровизированной дубинки был испачкан чем-то красным, подозрительно совпадавшим по цвету с пятном, которое быстро набухало на тыльной стороне фуражки лежащего ничком командира "Памяти Корейца". Франк, под оторопелыми взглядами молодых офицеров, обеспокоенно склонился к лежащему командиру.

– Я не переборщил часом? Рука то у меня тяжелая, да и нервы сейчас ни к черту, - проворчал он, проверяя пульс у командира. Убедившись в том что тот дышит, он повернулся к мичманам, - Так, господа-товарищи офицеры... Если кто-то из вас, хоть когда, хоть кому кроме своих внуков расскажет, что это НЕ прилетевший от взрыва обломок контузил командира... Пусть прыгает за борт прямо сейчас, ясно? Могу даже колосник к ногам привязать, по дружбе, чтоб не мучать. А то второй раз я действительно могу чуть-чуть и переборщить с силой удара...

Для верности Франк покачивал куском поручня в такт своим словам, что безусловно придавало им дополнительную вескость.

– А почему внукам можно, - не понял молодой штурман, прибывший из Севастополя на замену старого, получившего под свое командование вспомогательный крейсер "Обь", - и что нам теперь... делать?

– Если вы, даст бог, доживете до внуков, то тогда уже можно будет рассказать о "делах давно минувших дней". И Беляеву и мне уже точно будет все равно, так как нас просто в живых не будет к тому моменту, - объясняя ситуацию Франк легко подхватил тело командира на плечо и бегом понесся с мостика вниз по трапу, - А командира мы, как он и приказал, эвакуируем в первую очередь. Как "тяжело раненого, находящегося в бессознательном состоянии". В чем вам бы неплохо мне помочь господа, быстренько прихватите вахтенный журнал и догоняйте...