Одиссея "Варяга"

Чернов Александр Борисович

– Хер ты себе к носу прикинул, а не угол вертикального наведения!!! НЕДОЛЕТ!!!
– если опустить мат и близкую к нему морскую терминологию, то эмоциональная, образная и яркая речь прапорщика Диких свелась именно к этому.

Но спустя всего несколько секунд султан взрыва опал, и Платон пристыженно замолчал. Из струй Ниагарского водопада падающей воды показался головной японский миноносец. Вернее то, что от него осталось. Огрызок "циклона" быстро садился кормой, кажется винты и рули были сорваны взрывной волной, а расчет кормового торпедного аппарата был смыт за борт или снесен осколками. Только у носового еще копошились, поднимаясь с палубы, мокрые фигурки моряков.

– Ну, и чем товарищ прапорщик недоволен, с ручного наведения, без определения дистанции, на глазок определив крен корабля - и попали как в апте...
– радостно начал Тыртов, и тут же осекся.

Не успев даже встать на ноги, все еще стоя на коленях, кто-то из японцев приник к прицелу носового минного аппарата левого борта, и выпустил торпеду. Дистанция в десять кабельтов была для японских торпед предельной, и запаса хода у этого смертоносного снаряда скорее всего не хватило бы, но на мостике решили не рисковать. Резко переломив траекторию поворота крейсер начал заваливать нос влево. Увы, при этом маневре он подставлял под торпеды остальных пяти миноносцев почти всю проекцию борта...

Диких и Тыртов, не переставая орали на расчеты башни и погребов, требуя скорейшего заряжания следующего снаряда, хотя оба понимали, что им не успеть. Тыртов еще успел заметить, как на остановленном их снарядом кораблике кто-то в офицерском кителе метнулся от рубки к кормовому аппарату и начал его разворачивать в сторону русских. Но по неподвижному миноносцу уже открыли огонь из немногих уцелевших трехдюймовок противоминного калибра. Одна из их гранат разорвалась рядом с торпедой, заряд шимозы сдетонировал, и на месте дерзкого миноносца поднялся еще один стол воды.

Следующие за уже покойным флагманом "циклоны" один за одним выпускали по две, а те, кто успевал довернуть, то и все три торпеды. Судя по тому, как щедро расходовали дорогие снаряды японские командиры, выйти живыми из атаки они уже не рассчитывали. И правильно. Следующий вторым в строю "Касасаги" успел выпустить две торпеды, после чего исчез во вспышке взрыва восьмидюймового снаряда, который в упор всадила в него кормовая башня "Памяти Корейца". Третий в строю "Хато" тоже успел выстрелить две, но так же не дождался результатов своей стрельбы, получив от "Громобоя" один за другим три шестидюймовых снаряда, он быстро лег на левый борт и опрокинулся.

Но самоубийственная смелость и абсолютное самоотречение экипажей шести маленьких корабликов, была вознаграждена. Не способный увернуться от многочисленных торпед русский крейсер содрогнулся от мощного взрыва. Вместе с огромным столбом воды в воздух выбросило черную тучу дыма - попадание пришлось на продольную угольную яму, разделяющую машинное отделение правого борта и кормовую кочегарку. И опять многострадальный правый борт, в надводной части которого и так не осталось живого места...

Доклад о повреждениях поступил быстро. Франк удивительно спокойным голосом докладывал: "Правое машинное скоро затопит полностью. Машина остановлена. Эвакуировал людей. Четверо погибших. Кормовое котельное - гасим топки, травим пар. Вода прибывает тридцать сантиметров в минуту. Могут взорваться. Через пять минут всех выгоню и оттуда. Из левой котельной тоже - в нее откуда-то снизу фильтрует, ничего не можем поделать - насосы встали".

Крен корабля ощутимо нарастал...

Выбежав на уцелевшее каким-то чудом крыло мостика, Беляев перегнувшись вниз, быстро окинул взглядом истерзанный борт своего корабля. Худшие опасения подтвердились. Рваные пробоины в корме, раньше бывшие надводными, уже во всю брали воду. Вернувшись в рубку, Беляев обвел взглядом настороженные лица притихших разом офицеров, и бесстрастно резюмировал увиденное:

– Все, господа. Кончено. Тонем. Можем вот-вот опрокинуться. Прикажите команде спасаться по способности и поднимите сигнал нашим истребителям подойти для снятия команды. Благо "германцы" наши рядом. В лазарете - выносите раненых на верхнюю палубу, на левый борт, к вам сейчас подбегут из машинного, помогут, - командир корабля Беляев метался от одного амбушюра к другому: спасти корабль невозможно, и сейчас он пытался минимизировать людские потери.

– Машинное? Иван Леонович, немедленно все наверх! Оставьте несколько человек залить топки в носовых кочегарках, остальным бегом в лазарет! Тяжело раненых в бессознательном состоянии выносить в первую очередь, мы затонем минут через...

– Больше десяти минут наше итальянское чудо с такими повреждениями не продержится, - ответил на вопросительный взгляд командира вбежавший на мостик трюмный механик, - Надо спасать людей, господа! Эх, если бы не вскрытый борт над броней... И уже сбегая по трапу вниз прокричал, не снижая скорости, - я попытаюсь затопить в носу все отсеки левого борта, что только успею, тогда мы хоть не опрокинемся, а уйдем на ровном киле. Это даст вам лишнюю пару минут для погрузки раненых на миноносцы...

Больше капитана Корпуса Инженеров Механиков Бориса Владимировича Вернандера никто не видел... Он до последнего оставался в низах крейсера, манипулируя клапанами затопления и перепускания, пытаясь продлить агонию обреченного корабля не допустив его опрокидывания. [143]

На мостике последнего оставшегося на плаву "Циклона" - "Саги", его командир лейтенант Иокова смотрел на медленно оседающий все глубже русский броненосный крейсер. Все офицеры и матросы их отряда до последнего выполнили свой долг перед Японией и императором. Его корабль, пробитый пятеркой мелких снарядов и одним крупным, уже потерял ход, и вот-вот должен был быть добит сворой проходящих мимо русских дестроеров, которым, похоже удастся предотвратить результативную атаку их японских коллег на два других крейсера. Но они, конечно, сперва выполнят ту работу, для которой создавались, - уничтожение более мелких миноносцев противника...

143

В нашем мире, капитан Б.В. Вернандер погиб в Цусимском сражении, где он до последнего руководил борьбой за живучесть флагманского броненосца "Князь Суворов". Небывалая по меркам начала 20-го века живучесть и непотопляемость этого броненосца очень удивила японцев, которые так и не смогли его утопить артиллерийским огнем.

К сожалению для их командиров, "Саги" был одним их двух миноносцев, которые успели развернуться к "Памяти Корейца" левым бортом, и выпустить и последнюю, третью торпеду, так что русские эсминцы фактически "махали кулаками после драки". Кто-то из японских матросов остервенело отстреливался из кормовой пушки, но это был просто еще один способ правильно уйти в вечность. Свою главную роль полторы сотни моряков японских миноносцев уже выполнили - "Асахи" отомщен, и убивший его русский крейсер переживет свою жертву не более чем на четверть часа.