Одна беременность на двоих
Шрифт:
Конечно, я понимаю её желание родить самой как по книжке, но какое отношение её желание имеет к реальности? Если врачи не в силах предсказать течение родов, то что она хочет от меня?
— Я сама не могу, мне больно. Но если ты сделаешь это…
Аманда замолчала, а я явно что-то пропустила. Что? Она смотрит слишком выжидающе. Она явно что-то спросила, а я слишком увлечённо продолжала тереть влажные руки, словно могла содрать старую кожу.
— Ты не думай, я смогу, — продолжала гипнотизировать меня Аманда. — Это самому себе тяжело причинить боль, но когда боль причиняет тебе другой, намного проще её вынести.
Она сама замолчала, или моё шумное приземление на пол заставило Аманду закрыть рот. Подо мной случайно оказался скрученный спальник, и я забалансировала на нём, как на мяче.
— Оставь для другого времени свои чёртовы комплексы! — разозлилась Аманда на моё ошарашенное молчание. — Пожалей меня! Я не хочу стимуляции. Это больно, понимаешь? При ней схватки сильнее обычных. Ну что тебе стоит?
Ничего, мне это действительно ничего не стоит. Я ничего не чувствую. Абсолютно ничего. Наваждение первых месяцев пропало. Оплеуха Стива отрезвила меня. И сколько бы я ни желала после Тахо смотреть на Аманду прежними глазами, у меня не получалось — между нами встала смерть Майкла, враньё матери, выкрутасы со Стивом. Каменной стеной, в которую я продолжала биться головой, понимая, что не разрушу её, а только себя покалечу. И я выдохнула:
— Хорошо.
— Руки у тебя как раз мягкие сейчас, — скривила рот Аманда, и её плохо скрываемый страх перешёл дрожью в мои пальцы.
И всё же я села на диван, а она поправила подушку и улеглась на бок. Теперь, чтобы дотянуться до груди, пришлось вновь сползти на пол, только на этот раз мягкого спальника подо мной не оказалось. Свет от торшера падал Аманде на лицо, и она зажмурилась. Пусть так и лежит с закрытыми глазами, чтобы не видеть моей прикушенной губы. Соски огромные, тёмные, с прежними жёлтыми крапинками. Я сжала правый сосок, левый не могла — больной палец отказался сгибаться. И когда надавила сильнее, почувствовала под пальцами сухие крупицы молозива.
— Мне не больно, можешь сильнее.
К счастью, Аманда не открыла глаз. Возможно, ей тоже не хотелось меня видеть. Наша прежняя близость растворилась в холоде последних месяцев. Сжавшийся в комок живот выдавал мой страх сделать ей больно. Что, что должно сейчас произойти?
— Он шевелится, чувствуешь?
Аманда поймала мою свободную руку и, стиснув больной палец, приложила к голому животу. Влажная уже не от крема ладонь приклеилась к коже. Меня били — сильно, явно требуя прекратить издеваться над матерью, но пальцы уже работали отдельно от моего мозга, будто крутили на ручке колпачок с сорванной резьбой.
— Когда же это уже закончится…
Стон Аманды заставил пальцы остановиться.
— Продолжай! — тут же приказала она. — Я говорю про беременность. Я уже не могу, я хочу родить, я устала от постоянной боли… Я хочу спать на спине. Я ничего в жизни больше не хочу. Просто лечь на спину и уснуть! Я вообще хочу уснуть, проспать восемь часов подряд…
— Не сможешь. Ребёнок ест каждые три часа.
— Но если спать вместе, говорят, он сам может присасываться ночью, а ты продолжаешь спать. Тебе не понять, как мне хочется спать!
— Почему не понять? Думаешь, я сплю? Думаешь, я не слышу, как ты в туалет бегаешь?
Аманда дёрнулась и вырвала сосок из моих пальцев.
— Я тебе предлагала разъехаться, забыла? — прорычала она, сев на диване и запахнув пижаму. — Ты сама осталась.
Я отползла к спальнику, но привалилась к нему лишь спиной.
— Я хотела помочь, и я помогаю.
Сцепив пальцы в замок, я поднесла их к губам и принялась кусать кожу.
— Только ты постоянно тыкаешь меня своей помощью!
— Я?
У меня не осталось слов, у меня даже не осталось эмоций.
— Ты! Ты! Мне плохо, понимаешь? Мне безумно плохо! Ты могла бы промолчать иногда.
Это я говорю? Да я только и делаю, что молча слушаю, а сейчас точно не собиралась раскрывать рта.
— Я хочу родить. Хочу перешагнуть этот рубеж. Сейчас я будто вишу в воздухе — я не знаю, кто я. Даже собственное имя кажется мне чужим.
— Послушай, — сказала я, потому что не хотела дальше слушать то, что уже крутилось на языке Аманды. — Ты точно родишь. Беременной не останешься. Знаешь, говорят не думай и того не будет. А ты наоборот думай… Ну, например, о Дне Святого Патрика. И тогда обязательно родишь в этот день. Ну? Переходишь всего два дня. Тебя никто не станет так скоро стимулировать. Давай думать о Патрике, слышишь? Хочешь, поплетём змеек вместе? Это поможет. Я уверена.
— Ну да, — огрызнулась Аманда. — Ещё скажи пообещать ему, что я сына назову Патриком.
— А почему бы нет? У тебя же нет имени.
— Почему нет? Я просто тебе не говорю его. Оно есть.
Я отвела глаза. Мне просто не говорят. Мне ничего не говорят. Хорошо. Почти сорок недель. Всё почти закончилось. Почти.
Глава семьдесят четвёртая "Когда же уже "оно"?"
Ехать в университет или не ехать? — было теперь моим ежедневным гамлетовским вопросом. Вторник не стал исключением. Аманда стояла перед часами и отрывисто дышала.
— Снова пять минут, — выдохнула она наконец, и я зачем-то загнула четвёртый палец, больной. Зачем? Мы замеряли схватки уже второй час! Все пальцы давно закончились, и я сбилась со счёта.
— Тебе больно? Или, как и прежде, нет? Что мне делать? — спросила я уже громче, не получив за минуту никакого ответа.
Подскочили мы обе в шесть утра. Аманда ринулась обратно в туалет, не успев вернуться в спальник.
— Принеси мне прокладку! — крикнула она уже из ванной комнаты.
И я стала судорожно рыться в шкафу, пытаясь отыскать полупустую упаковку.
— Теперь надо ждать, — выдала она, получив желаемое.
Только сколько, не сказала. Прокладка не окрасилась в розовый цвет. Получается, воды не отошли. Однако схватки шли одна за другой, но на лице Аманды читалось больше удивления, чем боли.
— Позвони врачу! — прокричала я, понимая, что тихий голос она сейчас просто не услышит.
— Рано, — отрезала Аманда.
А мне не рано! Мне уже поздно ехать на учёбу. Снова опоздаю!
Вчера, поддавшись на уговоры, я ушла с лекции, чтобы ехать к врачу, и даже зашла в кабинет, потому что мониторить Аманду должны были целый час. Я уселась в кресло, и пока медсестра крепила на живот датчики, могла делать вид, что мне это очень интересно, а потом еле уговорила Аманду дать мне возможность подготовиться к тесту по испанскому. Она может и сама послушать сердце малыша, без моего участия.