Одна беременность на двоих
Шрифт:
Она остановилась около стенки, на которой висели два велосипеда, и опустила руку на одно из седел, будто это был её живот — так же нежно.
— Давай покатаемся по району, пока не стемнело?
— А тебе, разве, можно? — спросила я, хотя и была уверена, что кататься ей ни в коем случае нельзя.
— А чем это отличается от тренажёра? Наоборот мышцы подкачаю. Легче рожать будет. На этой неделе мы пропустили всю аква-йогу. И вообще я хорошо катаюсь, так что не упаду. Я читала в блоге у одной мамы, что она до сороковой недели ездила на велосипеде.
— Слушай, давай не будем экспериментировать, а? Она пусть катается, а тебе
— Мне надо! — отрезала Аманда и потянулась к велосипеду, чтобы снять с крюка.
— Я сама!
Ну что, если не удаётся убедить не кататься, надо хотя бы уберечь её от поднятия тяжестей. Я позвала отца, в надежде, что он откажется накачивать шины, и мы никуда не поедем. Но вот черт разберёт этих мужчин! Он не только накачал колеса, он ещё её подбодрил.
— Моя жена с первым ребёнком тоже каталась на велосипеде. Мы тогда даже не задумывались, что от этого может быть вред. Молодые были. Вот с Кейти всю беременность тряслись. Все-таки рожать надо рано, а не как сейчас, только к сорока раскачиваются. Даже с Эйданом я ещё в походы ходил, в теннис играл, а с Кейти уже как-то тяжело всё давалось.
— Не ври, пап, ты и со мной в горы ходил, и в теннис играл и ещё много чего делал.
— Да, но ты не знаешь, чего мне это стоило. Ну, хорошо вам покататься.
Мы надели шлемы и отправились осматривать местные достопримечательности, которые составляли припаркованные у домов машины. У нас здесь, признаться, как в автомобильном музее Рино, можно кучу старья на четырёх колёсах увидеть. Не могут люди выкинуть своих динозавров — кто в гараже хранит, кто на улице под навесом, кто укрывает брезентом, а кто выставляет на всеобщее обозрение свою рухлядь. У некоторых эта рухлядь даже заводится каким-то образом и проходит техосмотр. Старики любят собираться на парковках перед каким-нибудь торговым центром и вспоминать, как молоды они были и с ними их кони. Неужели и мы такими будем? И наши дети с интересом будут разглядывать машины, которые управлялись людьми. Хотя уже сегодня я предпочла бы робота!
Я лично не смотрела на машины, которых с прошлого лета ни убыло и ни прибыло. Я не сводила взгляда со спины Аманды. Внутри всё дрожало от одной только мысли, что она может упасть. Я пыталась гнать от себя негатив, зная, что мысль материальна, но ничего не могла с собой поделать, поэтому после пятого блока умоляюще закричала Аманде в спину, что у меня уже болят ноги, и я хочу есть! Впрочем, живот у меня действительно сжался и прилип к позвоночнику, но все же не от голода, а от тревоги за эту совершенно безбашенную особь женского пола. Животные никогда бы не стали так рисковать потомством!
Дома отец встретил нас макаронами с сыром, что сразу напомнило школьные годы. Когда мама слегла окончательно, мы — тогда Эйдан жил ещё с нами — перешли на ужины из микроволновки. У меня взяло год изучить поваренную книгу и начать готовить что-то, что двое моих мужчин могли бы съесть. Я до сих пор вспоминаю еду в доме моего серба, хотя я и уходила оттуда со слезами, ведь у него была мама, а у меня больше не было.
Отец остался смотреть спорт, а мы пошли ко мне. Ложиться спать было рано, хотя относительно свежий воздух нашего городка навевал сон раньше положенного, или же сказалось вечное студенческое недосыпание. Но учёба и тут не дала расслабиться. Мы завалились с ноутбуком на кровать и стали выбирать курс на зимний семестр. В итоге мы остановились на типографии. Имя преподавателя было незнакомым. Однако, перспектива скинуть за три недели обязательный курс, обещающий быть жутко нудным, стоила риска.
Аманда, как всегда, лежала на боку и наглаживала живот.
— Что-то не очень ему макароны понравились, — сказала она то ли мне, то ли себе. — Распинался. Будешь трогать?
Я отрицательно мотнула головой и пробурчала:
— Знаешь, оказывается, существует примета, что если тронуть живот беременной…
— Сама забеременеешь, — закончила за меня Аманда. — Знаю, знаю… А ещё знаю, что беременность воздушно-капельным путём не передаётся.
— Ну это как посмотреть…
Ну и чего я покраснела на смороженную глупость, будто мне десять лет, и я только недавно точно узнала, откуда берутся дети. Последнее время я постоянно краснела под испытующими взглядами Аманды. Я решила перевести разговор в безопасное русло и спросила:
— А мы в Рино полетим или поедем?
Аманда перевалилась на спину и стала изучать вентилятор под потолком.
— Я бы хотела на машине, чтобы от матери не зависеть. Да и вообще я думала, что мы куда-нибудь с тобой смотаемся. Перспектива неделю с лишним торчать с матерью меня не прельщает. Ты в Вирджинии-Сити когда-нибудь была?
— А где это?
— Понятно… Что ты в школе на литературе делала? Или, кроме Стейнбека, ты никого не знаешь?
Опять этот пренебрежительный тон, ну за что? Я попыталась улыбнуться, поощряя Аманду на развитие мысли.
— Это тот город, в котором ничего не происходит. Самюэль Клеменс в нём журналистом работал, и весь город теперь ему принадлежит — вот бы он порадовался при жизни. Они таблички на все здания повесили — типа, салон Марка Твена, банк Марка Твена…
— Ну и? Что там делать?
— Нечего, как и везде у нас на Диком Западе. Но там главная улица выдержана в духе того времени — будто город-призрак. Под ногами все скрипит, не то что в Универсал-Студио, где все картонное.
— И смысл, если в салун нас всё равно не пустят…
— Тебе что, выпить хочется? Так попроси отца вина купить. Даже моя святая мать мне наливала. Неужели…
— Я всё перепробовала в доме серба, там никого не смущало то, что мы несовершеннолетние. Вообще бред какой-то — голосовать можем, а вина купить — нет.
— А ты сможешь сама доехать до Рино? У меня сейчас за два часа все разболелось, а за рулём…
— Доеду, конечно. Так ты бы сказала, что спина болит, мы бы остановилась и походили немного.
— Да в машине ничего ещё было, а вот как вышла. Ну и черт с ним, не сидеть же дома всю беременность. Доктор сказал, что сейчас самое лучшее время для путешествий, а вот в третьем триместре уже тяжело и опасно.
Тут к нам заглянул отец поинтересоваться, когда мы собираемся ложиться спать. Обалдеть — неужели он до сих пор ложится спать в девять вечера! Хотя, что ему ещё делать — так быстрее ночь пробежит, и он пойдёт на работу в свой банк. Наверное, всё ещё не может насладиться счастьем спать ночью. Он лет до десяти со мной нянчился, работая в ночную смену.
— Слушай, мне кажется, он жутко по тебе скучает, — сказала Аманда после ухода отца. — Почему ты никогда не ездишь к нему на выходные? Ну хоть раз в месяц? Два часа ведь, не восемь, как мне. К тому же, моя мать не особо скучает. Она у нас общественница, у неё всегда куча дел — от распродаж барахла всей улицей до выставки биглов.