Одна беременность на двоих
Шрифт:
Аманда сполоснула руки, надела прихватку-перчатку и открыла верхнюю духовку, чтобы снять с формы фольгу и увеличить температуру. В который раз я поразилась маминому спокойствию и силе. Уже зная о своей болезни и скрывая от нас отведённые врачом сроки, она затеяла полную перепланировку кухни и косметический ремонт дома, зная, что отец и пальцем не шевельнёт после её смерти. И верно, кухонная утварь оставалась на тех местах, где я оставила её, уехав в университет. Я открыла шкафчик и достала соковыжималку.
— Не могу сидеть и смотреть, как вы тут крутитесь.
Отец
— Ты только руки поднимать не думай! — закричала я, когда Аманда потянулась к высокой ветке.
Я, наверное, слишком громко кричала, потому что она даже отпрыгнула от дерева.
— Прекрати визжать! — зло отмахнулась Аманда. — Я подумала, что сейчас какая-нибудь дрянь мне на голову свалится. Я ещё спокойно могу поднимать руки, ничего плохого с малышом не произойдёт. Ты там что, тоже стала форумы читать?
В ответ я покраснела и со злостью швырнула в таз очередной апельсин.
— Всё равно не надо. Я сама дособираю. Я лучше понимаю, какие спелые, а какие нет.
Аманда отошла от дерева и, сев в шезлонг, скрестила вытянутые ноги. В руках так и остался сорванный апельсин, и она принялась его чистить.
— Хорошо, что апельсины зимой созревают.
— Почему? — не поняла я.
— Сама подумай, как эти несчастные их собирали. Даже беременная, она ведь тоже работала, да?
— Ты о чём? О «Гроздьях гнева», что ли? Я сюжет смутно помню.
— Я тоже, но вот последняя сцена меня потрясла, забыть такое невозможно. Это когда она мёртвого ребёнка родила, а потом умирающего от голода мужчину грудью кормила.
— Бред, — ответила я тут же. — Я, конечно, старину Джона уважаю, но ему не повезло, что в начале двадцатого века форумов для молодых мамочек не было. Молоко-то только на третий день приходит, а молозива всего чайную ложечку малыш может высосать.
— Слушай, если ты уже всё лучше меня знаешь, то зачем мы на курсы записались?
Аманда с ожесточением вгрызлась в апельсин, и я улыбнулась, заметив, как перекосилось её лицо.
— Сказала же, что лучше тебя понимаю, какой созрел, а какой пусть висит.
— Да как тут поймёшь! Оранжевый и оранжевый!
— У нас для них всё же солнца мало, это не Сан-Диего, поэтому у самого ствола срывать не стоит — кислятина кислятиной. Вот, держи.
Я протянула ей апельсин, она взяла и тихо поблагодарила. Казалось, она о чём-то глубоко задумалась, и я решила вернуться к сбору апельсинов, чтобы не мешать.
— Вот Роза там в книге без курсов родила, даже почти не заметила….
— Это не она родила, — отозвалась я, слезая со стремянки. — Это Стейнбек так написал. Мужики-то тогда при родах не присутствовали, а у женщины поинтересоваться, наверное, было ниже его мужского достоинства. Я не помню, в каком произведении Джейн Остин была фраза — типа, вы не понимаете женскую психологию, потому что все книги про женщин написаны мужчинами. Ну и, как ты думаешь, мне бы хотя бы десять центов заплатили за работу?
Я с тоской посмотрела в таз и сказала:
— Всё-таки какая на хрен земля обетованная… Столько воды выливаем, чтобы вырастить хоть что-то. Вон индейцы веками жрали свои оладьи из желудей и не думали клубнику выращивать!
— Да ладно тебе! Лучше уж апельсины собирать, чем на ферме пахать… В Канзасе. Откуда они там ехали на своём грузовике?
— Из Канзаса Дороти была в «Волшебнике из страны Оз», а эти… Да какая разница, всё равно хрен на редьку сменили. Помнишь, из музея плакаты того времени — улыбающаяся блондинка держит в руке артишок? Люблю я плакаты того времени, не то что сейчас мы фотошопим всё, а там акварель не хуже Тулуз-Лотрека.
— Он не писал акварелью, — скривилась Аманда. — Но ты права — произведение искусства, а не то, что мы с тобой делаем.
— Только правды в рекламе, что сейчас, что тогда не было и не будет. Посмотрела бы я, как эта блондинка заулыбалась бы после двенадцати часов в поле под палящим солнцем или на конвейере консервного завода. Достижения! Консервы научились делать! Похоже, они так и людей в консервы закатывали на таком рабском труде. Впрочем, что изменилось-то? Мексиканцы до сих пор землю обетованную вспахивают за гроши.
— А их никто не звал сюда, сидели бы у себя в Мексике…
— Злая ты, Аманда, — я бросила в таз последний апельсин. — Им же детей надо кормить… К тому же, вот ты ведь не хочешь ни дома убирать, ни клубнику собирать, а кто это будет делать?
— Знаешь, я и налоги не хочу платить, чтобы их содержать!
— Опять ты не права. Ты ничего не изменишь — одного нелегала выкинешь из страны, десять приползут. Так лучше пусть их дети сыты и здоровы будут, да образование получат наравне с нашими, потому что нашим детям с ними бок о бок жить.
— Это тебе отец в голову вбил? — Аманда уже доедала апельсин, и было непонятно, из-за чего перекошено её лицо: из-за кислого сока или моих слов. — Права геям, которые налоги ваши не тратят, вы давать не хотите, а вот всяких нелегалов готовы спонсировать. Ты почитай, сколько наших собственных детей голодает! Ты вот отнесла еду бедным в этом году?
Я кинула ещё пару апельсинов в таз и подняла его.
— Отец каждый год жертвует на благотворительный обед. И вообще, он двадцать лет волонтерил в пожарной команде.