Одна маленькая правда
Шрифт:
История. Коварная дама под черной вуалью. Она не знает множества имен, возносит хвалу не тем, кому она принадлежит и коверкает, безжалостно искажает факты, хоть и кричит во всех подворотнях, что не терпит врак. Она любит сильных. Любит тех, кто любит ее перестраивать, и поэтому дела ей нет до бедного флейтиста, сидящего на крыльце своего дома, и наигрывающего свою незамысловатую мелодию.
Тот, кто взял в руки инструмент, сразу же отказывался от лидерства и становился серой мышкой на ярких пятнах событий.
Конечно, был один момент, всего лишь маленькая вспышка, перешедшая в сильнейшее заблуждение, когда люди решили присваивать музыкантам пресловутое «великий », но быстро
А теперь давайте вернемся к Пространству. Представим, что все музыканты собрались в одном месте и дружно заиграли самые громкие свои мелодии. Нетрудно догадаться, что порывы ветра начнут заглушать их музыку, поднимись мы на какие-то пресловутые тысячу километров от поверхности, на которой они собрались. Чего уж говорить о Пространстве, среди которого их музицирование слышно не громче комариного писка, а то и не слышно вовсе. Зато от разрыва боевого снаряда, брошенного по приказу какого-нибудь вождя, содрогается весомая Его часть.
А теперь попробуйте ответить на вопрос.
Кто, по-вашему, станет Великим?
Деятель, по чьему приказу содрогнулся Мир, или толпа чудаков, вызвавших неуловимое дребезжание среди звезд?
Мир – еще одно абстрактное понятие, наравне со Вселенной, наравне с параллелями и меридианами и определением форм планет. Мир – в понятии людей – то, чем они окружены, не в зависимости от того есть ли у него предел или нет.
Хотя, для людей, не бывает ничего очень огромного. Они признают лишь одно понятие – бесконечность. И, в противоречие себе, бесконечно ищут центр Вселенной, центр бесконечности, не давая себе отчет в том, что центром ее может оказаться совершенно любая точка. Например, серый дом где-то в Ленинграде…
Детский дом
Детский дом стоял на окраине города и был маленькой Вселенной для тех, кто никогда не бывал за его пределами. Было огромное Солнце – не потому что яркое и теплое, а потому что очень сильно жжется – в лице заведующей детским домом Галины Константиновны Нетопырь. Нетопырем она была еще тем, но еще больше походила на обыкновенного упыря. Всегда мрачная, с пустым взглядом и извечно серым лицом, она вселяла страх и ужас в маленьких воспитанников. Возможно, она и впрямь походила бы на нечистого духа, бесшумно пролетающего сквозь стены, если б не запиналась о каждый стоящий на полу предмет. Нетопырь была худощава, под впалыми глазами, словно гири, свисали мешки, а стянутые в тугой пучок волосы почти не давали ей моргать. Губы поджаты – верный признак раздражения. Она никого не любила, ее никто не любил – это был ее собственный мирок, в котором ей было комфортно и уютно.
Солнце не любило остальную Вселенную, поэтому вращалось лишь вокруг своей оси и было настолько эгоистичным, что заставляло вращаться всех вокруг себя.
По своим орбитам витали маленькие планеты – воспитатели и работники детского дома. Некоторые были большие, яркие и обладали удивительной силой притяжения – это были любимцы воспитанников, добрые и общительные взрослые. Были мелкие планетки, серые и безжизненные – сварливые работники, черствые старухи, повара, кухарки и сухопарый ненавидящий всех сторож с собакой-спутником.
И, наконец, были звезды. Много маленьких звезд, лишенных родительского тепла и ласки. Одни блестели ярче, другие затухали в безразмерном пространстве своего обиталища. Были звезды холодные, отторгающие всех членов Вселенной и замкнутых
Среди них жила еще одна звездочка, – не большая и не маленькая, не теплая и не горячая – ничем не отличающаяся от остальных, и тем самым выбивающаяся из общего строя. У этой звезды не было индивидуального блеска, она была не дальше и не ближе, чем обычно располагались друг от друга ее собратья.
Звезда не любила много света, но и не любила полную темноту, как если бы ее заперли в мрачном чулане, но при желании могла вытерпеть и это. Она кружилась во Вселенной, полностью подчиняясь всем законам. И один из этих законов гласил: "Бойтесь Солнца!".
Солнца боялись все.
Даже само Солнце зачастую побаивалось самого себя.
***
Галина Константиновна Нетопырь терпеть не могла утро – ровно так же как и день, и вечер, и ночь, и утро следующего дня, и людей, и детей, и вообще весь бренный мир, которому она сделала одолжение, оставляя в нем свою высокопоставленную персону. Бумажки, бумаги и бумажище (по степени важности) лежали ровными стопками перед Галиной Константиновной, в любую минуту готовой разразиться молчаливым гневом, если на них упадет хоть одна пылинка. Документация заполнялась очень медленно, поэтому ежедневный обход, по весомым причинам, уже который день откладывался на неопределенный срок.
А – Арсеньев, Адулов, Адабашьян.
Далее.
Б – Барсуков, Баскин, Босов.
В, Г, Д…
Д – Довлатов, Длинный, Дубай.
Почему-то до "И" фамилий было всего по три, как будто кто-то специально подбирал и расфасовывал воспитанников. Но дальше пошло что-то по-настоящему ужасное.
К – Калягин, Канешвилли, Конь, Конев, Картошкин, Кандрашов, Карп, Кислый, Кладко, Костенко-Белый и еще 10 детей.
Л. Там и того больше – около 30 воспитанников, не считая детей с двойными фамилиями. Нашелся даже один иностранец – Лермонт.
Заведующая отложила документацию и, мысленно засыпав ее грудой земли, покинула свой кабинет, не запамятовав споткнуться о стоящий на пути табурет.
По пути в тринадцатую, она незаметно перекрестилась, на всех известных ей языках прокляла эту комнату и всех находящихся в ней детдомовцев и оставила следы грязных старушачьих ботинок на мокром полу.
Дети.
Это слово она вообще терпеть не могла, а тем более – этих четырех всадников апокалипсиса: Конева, Босова, Нечаева и Дубая. Последнего она не переносила больше всех. Набожная, свято верящая во все кармы, кары и строго соблюдающая пост Галина Константиновна готова была голову дать на отсечение, что с этим ребенком что-то не так. Какое-то шестое, а то и седьмое чувство вторило ей, что сразу после детского дома Дубай отправится в колонию. Неизвестно, что больше всего волновало ее в нем: неохота ли долго разговаривать, нелюбовь к каше с комками, как и у всех детей, пронзающий ли и почти не мигающий взгляд.
Вообще-то, она одна была уверена в нечеловеческом происхождении воспитанника, и поэтому являлась единственной, кто обращал на него внимание. Для остальных Дубай был серым пятном на серой стене детского дома, которое никак не вывести, но в этом и не было надобности. Потом стены покрыли краской, и пятно осталось под толстым слоем голубизны. То ли дело Босов, который исписывал эти же стены неприличными стишками или Кладко, совершенно не умевший писать, но производящий столько шума, что можно было запросто лишиться слуха или получить контузию. Близнецы Дегтяревы, вселяющие ужас уже тем фактом, что они близнецы и могут натворить вдвое больше бед, чем один такой же Босов или Кладко.