Одна против зомбей

Гламаздин Виктор Викторович

Я с наигранной задумчивостью на лице развернулась и села на прежнее место, делая вид, что не имею к наглому надругательству над священным обликом П.П. Прушкина никакого отношения.

– А ведь мы, к твоему сведению, Лодзеева, не просто с-страховщики, а еще и с-сотрудники особого маневренного отдела, - проговорил Пал-Никодимыч, пытаясь вернуть портрету нормальное положение.
– А что в нем должны делать с-сотрудники?

Попытка Пал-Никодимыча придать изображению П.П. Прушкина соответствующее его рангу положение на стене привела к тому,

что из нее вывалился вместе с дюбелем шуруп, на котором должен был висеть портрет главы ОВО "LАДИК".

– Любить своего начальника по три раза в день, - ответила я шефу и тут же уточнила: - В хорошем смысле любить. Платонически.

– Не угадала.

Пал-Никодимыч положил портрет П.П. Прушкина на стол. Полез в нижний ящик стола. Вытащил оттуда молоток и жестяную банку с гвоздями. Достал из нее самый крупный из них. И приготовился вбить его в стену.

– Не угадала насчет любви?
– полюбопытствовала я.

Права русская поговорка "Не говори под руку". После моих слов Пал-Никодимыч со всей силы ударил молотком, целя по шляпке гвоздя. И промахнулся.

По гвоздю шеф не попал. Зато попал по стене.

Выбитые из нее куски штукатурки и кирпича посыпались на пол. А сверху на Пал-Никодимыча упали детали потолочной облицовки.

Я с детским восторгом смотрела на происходящее. Затем сорвалась с места. Подскочила к покалеченной стене. И заворожено провела ладонями по краям внушительной вмятины, образовавшейся на месте удара.

"Откуда у шефа такая сила взялась?
– подумала я.
– Он же совсем недавно даже системник компа на своем столе не мог без чужой помощи передвинуть".

– Ну и силища у Вас, Пал-Никодимыч - таким ударом можно башку вдребезги раскурочить, - польстила я шефу.
– Уверена, Вы бы легко смогли бы проломить кулаком голову нашего охранника Никиты, которую, как известно не берет даже двухлитровая пивная кружка.

– Гм...

– И я бы теперь не рискнула на Масленицу выйти с Вами на речной лед помахаться на кулаках. Да и бороться вольным и академическим стилем тоже бы не стала с Вами - даже под угрозой лишения тринадцатой зарплаты.

Сконфузившись, Пал-Никодимыч мигом загородил вмятину в стене шкафом с документами. Затем снял со стены календарь с какими-то голыми телками и повесил на его место портрет П.П. Прушкина.

Если бы собственными глазами не увидела, как шеф одной рукой передвинул шкаф, никогда бы в такое не поверила.

Этот дубовый шкаф год назад сюда с трудом прикантовали четыре грузчика. А теперь его - ко всему прочему набитого доверху документацией - Пал-Никодимыч одной левой передвинул, не напрягаясь. Как такое может быть?!

Я вернулась на место, озадаченно глядя на Пал-Никодимыча.

– Повторяю: что должны делать с-сотрудники нашего маневренного отдела?
– продолжил допрос шеф, садясь в кресло.

– Дайте подумать... Учить китайский язык!

– На кой он нам с-сдался?

– Китайцы скоро захомутают весь мир. И тогда мы застрахуем всех их вместе с пандами на

триллионы юаней.

– Не угадала ты, Лодзеева, насчет юаней. Запомни: наши с-сотрудники должны не работать, а с-совершать героические подвиги, для этого наш отдел и с-создавали. Отныне, Лодзеева, с-слово "подвиг" должно с-стать для тебя ключевым.

Я вскочила со стула и, глядя на Пал-Никодимыча преданным взглядом, ударила себя кулаком в грудь, уронив свою любимую белую папку на пол, и пафосно произнесла:

– Уже давно стало. Я прямо-таки горю на работе. Некогда даже пепел с головы стряхивать.

Я подняла свою папку и сунула ее под мышку, изображая готовность идти в бой за родную фирму.

– Врешь!
– недоверчиво покачал головой Пал-Никодимыч.

– Не вру! Клянусь в том здоровьем нашего босса - П.П. Прушкина! Чтоб он сдох, когда выцежу из себя хоть капелюшечку лжи!

– А почему ж тогда у тебя, Лодзеева, голяк? Знаешь, чем таковое чревато?

Я драматически, даже, можно сказать, трагически заломила руки. Плюхнулась на стул. Придала лицу выражение тягчайшей скорби. И развела руками, снова выронив папку на пол.

– Как доказали британские ученые, голяк в страховом деле - вещь довольно абстрактная, - я подняла папку и продолжила: - В нашем бизнесе бывает по-всякому. Вон у Кислицкой: полгода голяк был, а потом, бац, две строительные корпорации да еще с филиалами. Каково, а?

Пал-Никодимыч, разгневанно раздувая ноздри, поднялся с кресла. Достал с полки "Агентура" красную папку (вдесятеро более толстую, чем заведенная на меня) с надписью "Кислицкая Ш.Е.".

– У Кислицкой-то все путем, а тебя, Лодзеева, за весь с-срок трудового контракта - одна мелкота, - сказал Пал-Никодимыч, возмущенно потрясая этой папкой передо мной.

– Так ведь специфика работы такая. Москва трудный город. Кругом уйма страховых контор. И все друг у друга клиента из клюва вырвать норовят. Мне иногда даже кажется, будто за мной следит какая-то банда из конкурирующей фирмы.

– Да кому ты нужна!?

– А как иначе можно объяснить такой факт: стоит мне только найти крутого клиента и замутить с ним переговоры, тут же его перехватывает какая-нибудь шантрапа, предложив более выгодные условия?

Испытывая интерес к содержимому личного дела конкурентки, я попытается выдрать красную папку из пальцев Пал-Никодимыча.

Но сила пальцев Пал-Никодимыча настолько велика, что он без труда поднял меня - вцепившуюся, как кошка, обеими лапами, тьфу, то есть руками в папку с чужим досье дуру - и удержал ее на весу.

Я изумленно посмотрела вниз. Обнаружила, что мои задние лапы, тьфу, то есть ноги болтаются в полуметре от пола. Но продолжила оправдываться:

– Ко всему прочему в нашем городе самая высокая концентрация проходимцев и хапуг. Тут даже мэров постоянно гонят в шею за рвачество.

Пал-Никодимыч - то ли от удивления, то ли от негодования - ослабил хватку. И я упала на пол, сжимая заветную красную папку в руках.