Одна судьба
Шрифт:
— Как думаешь, что будет дальше?
Анна смотрит на меня сонным взглядом, старается высвободиться из оков пеленки и моих рук. Ей не нравится это. Я понимаю ее, но спать ей придется именно так. Когда ее руки и ноги свободны она то и дело взмахивает ими, вздрагивает, дергается, отчего просыпается и плачет. Что снится малышам, что они ведут себя вот так?
— Хочется на свободу?
Я разуваюсь и прохожу в гостиную, с трудом разобравшись с вереницей выключателей. Сумка падает на пол рядом с диваном. Эй-Джей смотрит на меня с интересом, затем кряхтит,
— Сейчас.
Я раздеваю ее, освобождаю от уже полного подгузника и размышляю о том, что в какие-то считанные мгновение перестала бояться детей. Еще будучи с животом, читая книги и слушая рассказы Стейми, а до этого в колледже, проходя практику во всевозможных дошкольных учреждениях я жутко боялась маленьких детей и решила, что не смогу взаимодействовать с этими крохотными и очень хрупкими существами. Радовалась, что не последовала совету отца и не пошла учиться на педиатра. Тогда, как сейчас я так смело верчу Анну во все стороны, приподнимаю, отпускаю, делаю мини-зарядку и купаю. Прошел не месяц с момента ее рождения и не неделя, а буквально — считанные дни!
— Как у тебя получается быть такой красавицей?
Я стою перед ней на коленях уже целый час. Мне не больно, нет ощущения затекших ног или какого-то другого дискомфорта. Только глядя на играющую с моими руками и своими ногами Анну я могу не думать ни о чем плохом. Это хорошо. Мне нужен перерыв и время для того, чтобы обдумать дальнейший план действий.
«Считаешь, что побег — это по-взрослому?»
Раф когда-то спросил меня о том же самом. Это сделал и другой человек. Я погорячилась и пошла на поводу у первых эмоций. Куда я побегу с таким маленьким ребенком? Как смогу объяснить людям свое нежелание дать обследовать ее? Я не смогу внушить им всем, что все в порядке, только не в том случае, если и в самом деле хочу вернуться к нормальной жизни, а не выстроить новый мир на берегу реки из
— Мы придумаем что-нибудь, но к Стейси мы не вернемся. Правда?
Назад дороги нет. Но ведь не только в Маккена дело. Я должна была поговорить с Джейком, а теперь… Что теперь? Я буду сидеть и ждать, когда он найдет меня?
— Нет! Только не это!
Я стону от бессилия, не в состоянии сделать что-либо со своими мыслями. Я и не должна ничего делать. Я сказала ему правду. Я не уменьшила степень своей вины. Да только он не верит мне и страшно то, что я понимаю, что он и не сделает этого. Это его требование и поведение, когда я рожала не испугало бы так сильно, если бы не дальнейшее его поведение.
Что я умею? Чем могу заняться, чтобы обеспечить достойную жизнь и себе и ребенку?
У меня есть профессия. Есть опыт работы в издательстве и даже пару написанных колонок для раздела моды.
— Ерунда!
Пока все упирается в Анну и в дотошного Хогарта Смита, вместе с его вср***той общественностью., пока она такая маленькая о самостоятельности не может быть и речи.
Свети-свети, мерцай-мерцай, ты звездочка моя,
И в ночь, и в день так рада я, что есть ты у меня.
И ночь кругом, и темен небосклон,
Свети-свети, ты ярче всех, ты звездочка моя.
Алекс отставляет наполовину пустую бутылку в сторону, гладит малышку по щекам, напевая слова колыбельной, что придумала для нее мама. У нее не осталось ничего, кроме воспоминаний, придуманных отцом сказок и коротенькой песни на ночь. Это очень приятное занятие заботиться о ком-то вот так просто, не желая ничего взамен, кроме здоровья и счастья. Где были мои мозги раньше?
— О чем думаешь?
Керри приземляется рядом, прыгая откуда-то чуть ли не сверху, словно джинна взяли и вытряхнули из бутылки. Она шепчет и черз мгновение принимает такую же позу, как и я. Вампир гладит крохотный кулачок Анны.
— Проснется.
— Пока я ее глажу, она не пытается дрыгаться.
Я обнимаю ее и смотрю через ее плечо, на остановившегося в дверях маркизы. Тот приподнимает бровь, ожидая чего-то, но я качаю головой. Друзья — это хорошо, и они так нужны мне сейчас.
— Решил, что лучше знать где ты, чем отпустить неизвестно куда.
Я хмыкаю, но прижимая к себе женщину еще сильнее. Я не знаю почему так привязалась к ней, отчего испытываю более крепкие чувства, че м к той же Стейси, которая сделала не в пример больше и, честно говоря, не хочу задумываться над этим.
Как говорил Рафаэль: «Иногда, это просто работает, не надо искать заветную гайку или проводок.»
— Вы нашли ее?
— Да. Но она отказалась от моей помощи.
Керр отстраняется, оглядывая меня.
— Ты молодец. Сдержалась. Это очень хорошо.
— Скажи об этом тем парням в канале.
Она откидывается назад, подобно мне подкладывая руку под бок ребенка.
— Я хочу знать твои подробности и меня не интересует размер тех кусочков, на которых ты их порвала. Мне нужно, что ты чувствовала при этом.
— Сначала я нашла Стейси. Рана на ее груди уже зажила?
— Оторванная голова тебя не интересует.
— Нет.
Я не объясняю ей ничего. Керри поглаживает Анну и больше не спрашивает об этом. Она все поняла. Я ничего не говорила. Керр ничего не видела. Стейси надо полагать, что не созналась. Я рассказываю ей все о том моменте, который заставил меня слететь с катушек о том, что не успокоилась пока не уничтожила их всех.
— Она просто решила забрать ее у меня из-за того, что я не достойна быть матерью, ничего не соображаю в этом, а еще… потому что я виновата в смерти Рафаэля. Мой ребенок — это компенсация ее горю.
Я отвернулась, вспомнив Стэна. Вспомнать Хеллингера — опасно. Стоит только подумать о нем и на глаза наворачиваются слезы. Вот как сейчас.
— Я всегда чувствовала, что с ней что-то не так. Может я пытаюсь добавить мрачности ее образу и сделать козой отпущения, но она ни разу не спросила о Стэне, а ведь Джейк видел его.
— Ты уверена?
— Да. Он должен был отдать послание Рафу и Джейку. Морган получил их.
Керр кивает, на ее лице читается чувство облегчения, удовлетворения и гордости. Я хмыкаю на это.