Одна тень на двоих
Шрифт:
— Кто говорит?
— Люди говорят.
— Какие люди?
— Всякие. А что? Это не правда? Врут?
Данилов пожал плечами — он любил этот жест, который мог означать все, что угодно. Мать отучала его годами — не смей пожимать плечами, это неприлично, особенно в разговоре! Не отучила.
— А, Данилов?
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — пробормотал Данилов.
— Ну конечно, — согласился Грозовский, — смотри, с такими заказчиками можно быстренько на кладбище переселиться. Никто
— Во что?
— Во все. Дом для Кольцова — заманчиво, конечно, но очень опасно. Ты ему не угодишь, и он тебя на тот свет отправит.
Данилов промолчал, хотя очень тянуло возразить.
Возразив, он подтвердит свою причастность и к Кольцову, и к дому, и к разгрому.
Кто написал «Разгром»? Федин? Фадеев? О чем он, этот знаменитый «Разгром»?
Забыл. Или не знал?
— Ты… прояви осторожность, — посоветовал Марк холодно, — не помешает.
— Хорошо, спасибо, — поблагодарил вежливый Данилов и закрыл за Марком дверь.
Откуда?! Откуда он мог узнать?!
Сотрудникам было запрещено говорить о заказах. И хотя Марк бывал в офисе, они проболтаться не могли. Или могли?
С Мартой Грозовский незнаком.
С Лидой знаком, но Лида не знала про Кольцова. Она знала, что один из домов, который проектирует Данилов, на Рижском шоссе — и только.
Что дальше? Дальше-то что?
Вот тебе и ловкий детектив из кино!
Веревка все запутывается и запутывается, и узлы на ней все туже и туже, и все меньше надежды на то, что Данилову удастся их развязать.
Он так и не выяснил, где был Веник утром в субботу и почему наврал про то, что мирно спал дома. Если он ни в чем не виноват, зачем ему врать?! Да еще на таком пустом месте?
Зачем Знаменская сказала, что оперировала в Кардиоцентре, хотя она там вовсе не оперировала?
Где был Саша Корчагин в субботнее утро? Данилов так за весь день и не смог спросить у него, где он был! Подозревать было неловко и противно, Данилов маялся от неловкости, сердился на себя за нерешительность — и ничего не спросил.
Почему Грозовский спросил про Кольцова, откуда он мог узнать?!
Как на ботинке оказалась голубая краска?
В доме Кольцова не было никакой голубой краски, Данилов знал это совершенно точно. Какая именно краска была в квартире у Веника, Данилов не знал вовсе. Если краска из его квартиры, означает это что-нибудь или нет? А если да, значит. Веник написал на стене «Это только начало»? Веник ударил по голове охранника, так, что треснули, сломались и вылезли наружу хрупкие белые кости?
Веник громил дом, вываливал краску, мазал стены, потрошил шкафы и заливал цементом мозаику?
Целые озера краски и цемента.
«Я не могу, — вдруг понял Данилов, — я просто
Придется, сам себе возразил он язвительно. Конечно, у него нервы, будь оно все проклято! Но он будет думать! Будет думать до тех пор, пока все не станет ясным. Он не даст своим нервам никакого шанса, зажмет их в кулак, стиснет, и они не шевельнутся. У него просто нет другого выхода.
Кто прислал записку «Убийца должен быть наказан»? Зачем ее прислали Марте? Кто принес янтарь в Дом Тимофея Кольцова?
Прошло уже два дня из отведенных ему десяти, а он ни на шаг не приблизился к разгадке.
Нужно было готовить ужин, делать привычные вечерние дела, и он заставил себя заняться ими. Марта уехала встречать своего Петю, возвращавшегося из командировки, и не было никакой надежды на то, что она позвонит или приедет.
Просто так.
Размышляя, Данилов поставил щегольскую сковородку на полированную поверхность плиты и. начал сервировать стол — одна тарелка, одна вилка, один нож и один стакан. На огромной, как озеро, поверхности стола этот набор выглядел жалко.
Он привык жить один. Он и должен жить один. Ничего у него не вышло, даже когда он попытался что-то изменить, — присутствие второго человека раздражало и сковывало его, мешало думать, заставляло ломать привычки и не соблюдать правила, чего он терпеть не мог. Три года, что он был женат, он даже спал плохо — боялся шевельнуться, разбудить, не включал свет, не вставал покурить, затаивался до утра, как мышь в норе, напуганная запахом кошки. Нет, не может он ни с кем жить. Он должен жить один.
Запел домофон, и по непонятным причинам Данилов решил, что явилась Марта. Петрысик не приехал. Задержали дела.
Очень обрадованный, он нажал кнопку и сказал:
— Входи, — вот как был уверен!
— Данюсик, хорошо, что ты дома, — откликнулась Лида, — я поднимаюсь!
Бац!
Данилов посмотрел на домофон, как будто это он был виноват, что приехала Лида, а не Марта.
С чего он взял, что это Марта? У нее ключи, и она никогда не пользовалась домофоном.
Он сдвинул сковородку с пышущей жаром поверхности, вышел в холл и распахнул дверь, поджидая.
— Приветик, — прощебетала Лида, выпархивая из лифта, и Данилов в который уж раз отстраненно удивился, какая она красавица, — прости, я знаю, как ты не любишь, когда приходят без предупреждения! Что у тебя с мобильным?
— Добрый вечер. Все в порядке. А что? Ты не могла дозвониться?
Легкая шубка пролетела совсем рядом, как шлейф у принцессы из сказки, другой шлейф — невидимый — обволок его негромким запахом элегантных духов. Она швырнула сумочку, переступила совершенными ногами, потянулась и припала к нему в поцелуе.