Однажды орел…
Шрифт:
— Чертовское везение! — воскликнул Макконнэдин. — Просто поразительно, как везет…
Дэмон улыбнулся, вытер ладонь о брюки. Раздраженная Томми посмотрела на отца. Но генерал, казалось, потерял какой бы то ни было интерес к игре; он удивленно уставился на Дженнис, которая в этот момент говорила:
— Воплю я или не воплю, это неважно, важно, что это правда: они сбрасывают бомбы!..
Томми со страхом повернулась к девочке.
— Дочурка, — обратилась к ней Хелина, — с этими нервными военными так шутить нельзя, ты же знаешь, что они могут принять все за чистую правду.
— Мама, — взволнованно воскликнула
Томми настороженно выпрямилась. Генерал подбежал к террасе, поднялся на нее, перешагивая через две ступеньки, за ним вплотную следовал Сэм. Их лица были спокойны, но спокойны необычно — они выглядели как бы посуровевшими. Встретившись взглядом с Томми, они сразу же отвели глаза в сторону. У больших стеклянных дверей, ведущих в гостиную, комкая в руках полотенце, стояла темнокожая служанка Маргрит и настойчиво повторяла:
— Послушайте, послушайте же кто-нибудь, что там говорят…
Томми, не помня себя, вскочила. Резвившиеся у трамплина дети удивленно уставились на взрослых. Хелина взглянула на Томми и с забавным возмущением спросила:
— Что происходит со всеми? Все с ума сошли, что ли?
Ничего не ответив, Томми бросила на нее полный испуга взгляд, почти бегом пересекла террасу и вошла в длинную прохладную гостиную, со стоявшими у стены двумя сдвинутыми вместе роялями, с огромными встроенными книжными шкафами, заставленными куколками и статуэтками из китайского фарфора, с ярко-оранжевыми секционными кушетками вокруг итальянского мраморного кофейного столика. В гостиной Томми торопливо подошла к столпившейся вокруг радиоприемника группе людей. Радиостанция передавала невинную танцевальную музыку, девушка глубоким контральто пела: «…Так горячи твои объятия, но это только летний сон…» Радиостанция продолжала передавать эту мелодичную музыку, а собравшиеся у приемника люди стояли и вопросительно смотрели друг на друга, в то время как с террасы к ним подходили другие. Дженнис недоверчиво, как бы оправдываясь, твердила:
— Ну как же так, он ведь только что говорил об этих бомбах… О том, что сбросили бомбы на Пирл-Харбор.
Берт Макконнэдин наклонился к приемнику и переключил его на другую станцию. Все услышали хорошо знакомый голос комментатора, который всегда говорил четко и авторитетно. Теперь же его голос был несколько напряженным и не совсем уверенным. Прислушиваясь к его словам, Томми помимо воли сжимала кулаки так, что ногти впивались в ладони. Комментатор передавал ужасные новости. Он повторил их несколько раз, после чего и эта станция начала передавать музыку.
— Что же они там делали? — возмутился Берт Макконнэдин. — Выходит, что там никто ничего не охранял? За каким же чертом они все там находятся?…
Томми почувствовала страшную слабость, у нее потемнело в глазах, закружилась голова, как будто она отравилась недоброкачественной пищей. Снова война. В ее жизнь опять вторгается ужасное событие, и не только в ее жизнь: война пересечет жизненный путь всех близких ей людей. Бросив взгляд на ярко освещенную площадку у бассейна, Томми увидела, как Пегги, весело болтая с мальчиком, улыбаясь ему, вытирает полотенцем волосы, взбивает их изящными наклонами головы. «Донни, — вдруг подумала Томми, и ее сердце внезапно кольнула острая боль. — О боже, Донни…»
— Вот сволочи! — раздраженно воскликнул Макконнэдин. —
— Какой смысл сваливать все на флот? — резко перебил его Колдуэлл. Лицо генерала было сейчас таким, каким оно бывает, когда он очень сердится, но старается не показать этого. — Все мы виноваты в этом…
— Разумеется, в этом кто-то виноват!
— Берт! — попыталась остановить его Хелина, но он лишь раздраженно покачал головой и продолжал:
— Господи! Да если что-нибудь подобное произойдет на заводе, то за это кто-то должен будет отвечать и расплачиваться, уверяю вас!
— Если вас беспокоит именно это, то не сомневайтесь, с плеч полетит много голов, — сердито заметил генерал.
— А вас что, это не беспокоит? Полагаю, вас это тоже должно беспокоить… Господи! Да ведь вы даже говорили об этом! — воскликнул он, показывая на Сэма. — Вы знали, что они должны напасть, все вы, военные! Почему же, черт возьми, вы ничего не предприняли, никаких мер, чтобы предотвратить это? Ведь вы же знали?
— А мы заботились о том, чтобы вы получили прибыль от ваших капиталовложений, мистер Макконнэдин, — раздался голос Дэмона. Он трясся от гнева, его лицо было ужасно. Томми никогда еще не видела мужа таким, и это испугало ее. — Теперь же, без промедления…
Ошеломленный гневным тоном Дэмона, ожесточенным, угрожающим выражением его лица, Макконнэдин пробормотал:
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что сказал.
— Хорошо, хорошо, — вмешался примирительным тоном Джордж Колдуэлл. Он улыбнулся зятю печальной, усталой улыбкой. — Нам надо ехать, Сэм.
— Слушаюсь, сэр.
— О, это ужасно, неужели вы покидаете нас? — спросила Хелина.
— Боюсь, что мы должны, — ответил генерал, повернувшись к ней. — И сейчас же… Надеюсь, вы извините нас за такую поспешность…
Теперь говорили все сразу. Прибежавшие из бассейна дети с чем-то возбужденно спорили. На светлом желтовато-коричневом ковре появились следы их мокрых ног. Увидев детей, Томми снова вспомнила Донни. Он, наверное, прогуливается сейчас под вязами, или, надев широкие брюки и свитер, вытянув длинные ноги, сидит и читает в своей комнате или, включив приемник, слушает ту же самую сводку новостей. Томми вздрогнула. Приступ тошноты и головокружения прошел, но теперь ее охватило еще более ужасное чувство — ощущение безграничного страха, отсутствие твердой почвы под ногами. Насколько же все это опасно? Если японцы напали на Гавайские острова…
Отец Томми и Сэм тихо обсуждали что-то между собой. Радио станция несколько раз повторила одно и то же сообщение. Хелина раздраженно кричала на детей, чтобы они прекратили следить на ковре.
— Берт, а как насчет портрета? — неожиданно спросил Ласли Пирени. — Вы назначите мне время на завтра?
— Портрет! — насмешливо воскликнул Макконнэдин, уставившись на нею вытаращенными глазами. — Боже, какой может быть разговор о портрете после всего этого? — продолжал он, махнув рукой на приемник. — Не будьте ослом, Пирени.