Однажды, в галактике Альдазар
Шрифт:
Лёха был склонен верить этим россказням как минимум вполовину. Что уже чересчур много.
Если получится выторговать время для Джейка…
“Мои условия — интересная игра, — пришёл ответ. — Мне скучно, Бобрик. А ты, мне кажется, можешь стать очень интересным развлечением… Хочу проверить, на что действительно способна твоя модель. Наши создатели списали вас со счётов, но чем дальше, тем больше мне начинает казаться, что зря. Давай проверим? Как там это в классике… Сыграй со мной в игру?.”
Твою. Мать.
Значит, слухи не врут: всё же
“Правила игры?”
“Извини, не люблю правила. Если играть, всерьёз, то уж без правил, так? У тебя будет одно: если выжил, то переходишь в следующий раунд. Звучит весело, да?”
Дерьмо.
“Чего ты хочешь?”
“Я же сказал: мне скучно.”
Если бы у Лёхи в очередной раз спросили, почему он, модификант, так боится других модификантов, то он бы предоставил этот разговор в качестве доказательства.
Они больные асоциальные психопаты.
Лёха знал это по собственному опыту.
“Итак, начнём. Раунд первый! Тяжело нынче вступать в контакт с высшим разумом, правда?.. Не разочаруй меня!”
Связь прервалась.
Лёха вынырнул из вирта и выдал многоэтажную конструкцию, описывающую предполагаемый процесс зачатия Энигмы, а также сексуальные пристрастия его родственников до десятого колена.
Практического смысла в этом не было, конечно. Но иррационально успокаивало — одна из множества привычек, подхваченных у людей.
“Тяжело нынче вступать в контакт с высшим разумом.” Что это должно было значить? Или…
Лёха с подозрением покосился на собутыльника. Тот, в свою очередь, с интересом придвинул к Лёхе все свои глаза.
“Твой эмоционально-гормональный фон агрессивен. Нам предстоит сражение за территорию?”
Лёха зашипел сквозь зубы, приводя баланс в норму. Не хватало ещё с собутыльником подраться — для полного счастья! В смысле… Собутыльник-то, конечно, высокоорганизованный моллюск и разумная жизнь. Но хищным, ядовитым и очень опасным от этого быть не перестанет.
“Нет, — показал знаками Лёха. — Предстоит сражение за территорию с особью моего вида.”
Моллюск посмотрел сочувственно.
“Тот самый гуманоид, что сошёл с корабля поставки полчаса назад? Он выглядит весьма опасным. Ты уверен, что ему стоит бросать вызов?”
— Та-ак… — протянул Алексей.
Обычно он мониторил прибытие поставок, но теперь проморгал. И датчики промолчали, что уже вписало таинственного человека в категорию очень серьёзных проблем.
По крайней мере, к камерам на станции горе-контактеров получилось подключиться без малейших проблем.
Боря Солнышков, глава контактеров, был высокомерным малолеткой, первостатейным идиотом и упрямым бараном. По отдельности этот набор качеств встречался сплошь и рядом и не особенно портил людей, но вот в комплексе создавал типичное то самое, что не тонет.
В нормальной ситуации кому-то вроде Бори не доверили бы ничего серьёзнее ковыряния в носу. Но он был сыном большого человека от науки, что многое упрощало в его жизни. И пропорционально осложняло в жизнях людей, его окружающих.
Лёхе парень очень не нравился. Но вот прямо сейчас, наблюдая, как Боря весело болтает с прилетевшим гостем, Ал-44 неожиданно для самого себя понадеялся: пусть у малолетнего придурка сработают если не мозги, то хотя бы инстинкт самосохранения. Должны же ему были хоть чего-то вдолбить в голову на учёбе? Понятное дело, что папины коллеги рисовали оценки, пока чадушко шарилось по клубам. Но должны ж они были понимать, что ему потом с инопланетными формами жизни общаться?..
Видимо, не должны.
Зато тезис о том, что Боря не рассмотрит условно инопланетную форму жизни даже у себя под носом, только что подтвердился наглядно.
— Я — дипломированный специалист, — вещал Боря, — отлично разбираюсь в неантропоморфных формах жизни и скажу вам: эти моллюски явно находятся на самой ранней стадии эволюции разума! Проще говоря, они слишком глупы, чтобы вступать с нами в контакт! Потому-то нам потребовалось чуть больше времени и финансов на эту задачу…
— Мы всё понимаем, — сказал Эйм класса симбиот, вкрадчиво улыбнувшись. — Налаживание контактов — дело сложное…
Он повернул голову и в упор посмотрел на камеру. Разумеется, взгляд Лёхи он почувствовал.
По человеческой коже побежала сеть симбиотической трансформы. Глаза заволокло чёрным.
Лёха сделал шаг назад.
Эйм, снова вернув человеческое лицо, с той же милой улыбкой повернулся к Боре.
— Как приятно встретить того, кто хорошо разбирается в инопланетных формах жизни, — сказал он. — Сразу веришь, что будущее Земного Союза в надёжных руках… А что это, кстати, за строение вон там виднеется? На маяк похоже…
— А, это метеостанция. Там старый пьяница один живёт. Маразматичный дедок. Что взять с жертвы вечного делирия?
Улыбка Эйма стала шире.
По поводу “что взять” у него определённо были некоторые идеи.
— Да что вы говорите? Делирий? Какой ужас! Поразительная нехватка кадров, если на работу нанимают всяких проходимцев, — Эйм покачал головой, и блестящие золотистые волосы рассыпались по плечам. Проклятая тварь, чтоб её, даже не потрудилась соорудить себе другое лицо! Эйм хотел, чтобы его точно-точно узнали. Как минимум, чтобы узнал Ал-44. Часть игры?..
Лёха скривился. Больной эстет Эласто, как ни крути, всегда предъявлял очень высокие требование ко внешности всех без исключения своих кукол. Политика генетического совершенства, будь она неладна. И плевать, что у этого конкретного “генетического совершенства” в теле живёт симбиотический организм, созданный на основе грёбаных амо, разумных инопланетян с анатомией настолько альтернативной, что человеческие учёные долго отказывались верить в существование такой прелести. Лёху каждый раз передёргивало, когда он думал об этом. Какое всё же счастье, что, создавая его, учёные ещё не упоролись до такой степени! Никаких плюх и апгрейдов не захочешь, зная, что в твоём организме прячется нечто подобное.