Однажды в мае
Шрифт:
Царда не сдержался, ударил кулаком по столу:
— Да вы его побросали! А мы тут малокалиберные винтовки ищем! Это называется…
Царда не произнес того сурового слова, которое все время вертелось у него на языке. Он так крепко сжал кулак, что побелели суставы.
Человек, который сказал о недостатке патронов, не сводил глаз с рук Царды, словно зачарованный, и наконец растерянно пробормотал:
— Немцы пытают каждого, кто попадет им в руки с винтовкой! Выкалывают глаза…
Его седовласый товарищ, по-видимому рабочий, который до этой минуты не произнес
— А самое главное — у них танки! Столько танков! Попробуйте пойти с обыкновенной винтовкой против танка! Они сотрут вас в порошок!
— Где у них танки? Кто из вас сам их видел?
— Они всюду!
— Вокруг Буловки моторы шумели всю ночь!
Царде стал понятен ужас, застывший в глазах этих людей. Они испугались тяжелых металлических чудовищ. Ведь один вид танка, даже мирно ползущего по улице, способен нагнать страх на кого угодно. Беглецы никогда в жизни не видели танков и не представляли себе, что их можно подбить. А неизвестность пугает больше всего. Даже сам Царда, обыкновенный пехотный капитан, за все время, что служил в армии, ни разу не видел настоящей танковой атаки. Он знал отупляющий грохот этих стальных носорогов лишь по немецкой военной кинохронике.
Если танки стоят над Рокоской, то первый их удар обрушится на Тройский мост. Это наиболее важные ворота на западный берег Влтавы. А что немцы отступают под натиском русских к западу, было совершенно очевидно. Если они прорвутся на Тройском… Поэтому капитан Царда счел необходимым послать связного к начальнику обороны моста — к Гошеку.
Потом он решил познакомиться с теми, кто сегодня ночью учился у венца заряжать фауст-патроны и стрелять из них.
— Вы уже чему-нибудь научились? — спросил он коренастого сержанта, который чрезвычайно ревностно следил, чтобы его команда была наготове.
Сержант весело ухмыльнулся:
— Так точно! Для практики нам недостает только танка!
— Как бы их не оказалось слишком много! — не удержавшись, произнес Царда и тут же рассердился на самого себя.
Не хватало только, чтобы командир сам пугал своих солдат! Но ему становилось не по себе, и тоскливо сжималось сердце, когда он думал о танках. Он спокойно сказал бронебойщикам, что ходят слухи насчет танков, которые будто бы появились по ту сторону реки, над Рокоской, вокруг Буловки и где-то там еще.
— Я там каждый камешек знаю! — с мальчишеской горячностью перебил его самый молодой бронебойщик, веселый кудрявый паренек, которому явно не хватало нескольких лет до двадцати.
Царда сразу почувствовал его юный нетерпеливый задор и отважное презрение к опасности.
— Ты либенский, что ли? — дружелюбно спросил он.
— Нет, коренной голешовицкий, — рассмеялся паренек, и его красивое лицо стало совсем ребячьим, — но мы с либенскими ребятами всегда дрались за мостом, от них только клочья летели!
В это время капитана Царду позвали к телефону. Звонил начальник обороны Тройского моста Гошек. Он сказал, что действительно только что видел три танка в Рокоске. Трое разведчиков, посланных им туда, погибли. Голос Гошека звучал невесело.
Разговаривая с Гошеком, капитан Царда все время думал об отважном пареньке с фауст-патроном. «Тому, кто попадет немцам в руки с оружием, они выкалывают глаза», — сказали ему утром. А что, если послать туда вот такого смышленого паренька, как этот, но безоружного? По Либенскому мосту пока еще можно пройти. Приматорская улица до самой ратуши в руках чехов. Может быть, достаточно смелый и достаточно сметливый парень проскочит в эту Буловку и принесет точные сведения? А впрочем, зачем же «принести»? Достаточно найти телефон у какого-нибудь чеха, на которого можно положиться, и позвонить ему, Царде, о том, что делается в действительности. Что там говорить! Послать надежного парня в тыл эсэсовцев — не такая уж глупая мысль!
— Я непременно пошлю туда разведчика, — сказал он Гошеку по телефону. — У меня тут есть ловкие ребята из ваших, голешовицких!
Но, говоря о ловких ребятах, он имел в виду только одного — кудрявого паренька. Да, для такого задания один человек даже лучше, чем несколько. На него никто и внимания-то но обратит.
Капитан открыл окно кабинета и выглянул во двор, где стояли группы людей и сразу же увидел кудрявую голову бойкого паренька.
— Голешовицкий, пойди-ка сюда! — позвал он. — У меня тут нашлось для тебя дельце! Свой фауст-патрон оставь товарищам, ты нужен мне налегке.
Кудрявый паренек, очевидно, обрадовался: он первый получает какое-то задание. Но ему не очень хотелось расставаться со своим оружием. Несколько секунд он покачивал свой фауст-патрон, словно ребенка. По-видимому, он размышлял, как поступить с ним.
— А я его надпишу! — И паренек вытащил из кармана чернильный карандаш, помусолил его, выкрасив губы в фиолетовый цвет, и полудетским почерком написал на головке фауст-патрона: «Гошек».
— Вот, чтобы его у меня не стянули! — сказал он своим товарищам, с которыми провел ночь, и положил фауст-патрон на матрац, наполовину прикрыв одеялом.
— Ты бы там приписал: «Кто возьмет его без спросу, тот останется без носу!» — рассмеялся его сосед, который ночевал рядом с ним.
Но кудрявый паренек уже вихрем мчался через двор. В каждом движении чувствовалось, что сердце его жаждет приключений и подвигов.
Часы у въезда в порт пробили половину третьего. Эти звуки, обычно незаметные среди автомобильных гудков и лязга трамваев, сегодня падали в непривычной тишине и потому казались удивительно странными.
Три человека остановились под одним из сводов Либенского моста на голешовицкой стороне и при первом ударе часов подняли головы, словно услышали какой-то важный сигнал, который нельзя пропустить. От этих звуков сжалось сердце у всех троих. Они переглянулись и облегченно засмеялись.
— Честное слово, в первый раз в жизни слышу! Вот уж не думал, что часы так громко бьют! Страшно громко! — сказал человек с винтовкой за плечами.
— Я по воскресеньям в это время в клуб танцевать ходил… Ох, сколько там всегда красивых девчонок было! — вздохнул второй, словно речь шла о чем-то невозвратном.