Однажды в мае
Шрифт:
Он спрятался от дождя у какой-то виллы в нишу гаража и, прижимаясь к стене, пообедал, вернее, поужинал черствым хлебом, который ему дали в штабе. Не успел он дожевать корку, как дальний конец улицы совершенно исчез в темноте. Пепик, крадучись, словно кошка, неслышно побежал по мокрому асфальту круто поднимающейся улицы. Метров через сто он остановился — здесь местность была уже более ровной. В нос Пепику ударил сильный запах перегоревшего бензина, он понял, что это значит, и настороженно замер в темноте. Поблизости все было тихо, лишь изредка шумно ударялись о ветки тяжелые капли. Но где-то немного дальше, должно быть в следующем квартале, во мраке не очень громко звякнуло что-то металлическое и кто-то приглушенным голосом злобно выругался. Пепику вдруг стало жарко.
«Они там!» — уверенно подумал
Он обошел кругом всю виллу, тихую и темную, словно заколдованный замок, заплутался на альпийской горке, опять растоптал какие-то сочные растения — не то гиацинты, не то тюльпаны, — ткнулся протянутой рукой в карликовые плодовые деревья с большими бутонами, готовыми развернуться, и наконец добрел в темноте до декоративного кустарника, посаженного вдоль ограды. Он осторожно пролез среди тонких, легко поддавшихся веточек, не обращая внимания на душ, которым они его обдавали при малейшем движении. Протянув правую руку, Пепик нащупал ту же металлическую решетку, через которую он с другой стороны попал в сад. Пепик ухватился за толстые железные прутья и остановился в нерешительности: перелезть ли через забор или лучше остаться здесь, в чужом саду, где нельзя выдать себя за запоздалого прохожего?
Но не успел он еще ничего придумать, как все стало ясно. Совсем близко послышался тот же очень тихий скрипучий звук, простуженное покашливанье и затем приглушенный неясный шепот. Пепик затаил дыхание и внимательно прислушался к этим загадочным звукам, которые доносились с середины улицы.
Тонкий луч внезапно прорезал темноту, и тайна разъяснилась. Не далее чем в шести метрах от Пепика посреди улицы стоял огромный танк с крестом, обведенным белой линией, а на нем возились два парня в сапогах с короткими голенищами, одетые в танкистские куртки. Один из них светил жужжащим фонариком, который подмигивал красноватым огоньком. Другой держал в обеих руках какой-то большой, кое-как завязанный узел, пытаясь поскорей впихнуть его в открытую башню танка.
Но узел развязался. Танкист негромко выругался, а его приятель снова зажег жужжащий фонарик. За десять секунд Пепик успел заметить, что предмет, который вывалился из рук эсэсовцев и повис на гусенице, оказался обыкновенным пиджаком серого цвета. Несомненно, в узле, который эти двое так спешили спрятать, была мужская одежда. Эсэсовец нагнулся и дернул пиджак, но тот зацепился за гусеницу сильнее, чем казалось. Послышался треск разорванной материи, приглушенное ругательство, затем эсэсовцы спрыгнули в темноте с брони на асфальт.
Пепик прислушивался к их шагам. Вот они идут по асфальту, теперь ступили на каменный борт тротуара на противоположной стороне улицы, сделали несколько шагов по каменным плитам — громче заскрипели гвозди кованых сапог — и наконец оба вошли в дом. Нетрудно было догадаться, что все это значит: эсэсовские танкисты расположились в домиках и виллах, выгнав их обитателей или приказав им молчать, и теперь крадут то, что им нравится.
Мужские гражданские костюмы! Значит, эсэсовцы думают, как ускользнуть из западни! Эта мысль настолько взволновала промокшего Пепика, что он перестал замечать холод и боль в голодном желудке, который не удовлетворился кусочком черствого хлеба. Прежде всего нужно было подумать о выполнении своего долга. Сколько таких металлических носорогов стоит здесь на улице? Где часовые? Куда собираются двинуться танки? И на этой ли только улице они стоят?
Мысли роились в голове Пепика, как пчелы, не давая сосредоточиться на чем-нибудь одном. Нет, нужно обдумать все по порядку! Сколько здесь танков? Куда они должны двинуться? Пока он не найдет правильного ответа на эти два вопроса, он не уйдет отсюда, пусть его хоть на куски режут! Кромешная тьма и дождь не слишком подходящие помощники в таких поисках. Зато ты чувствуешь себя во мраке, как рыба в глубоком омуте, — попробуй поймай, когда ничего не видно дальше собственного носа!
Пепик ощупал прочную металлическую решетку перед собой. Да, через такую ограду можно перепрыгнуть почти бесшумно. А Пепику было ясно, что, если он хочет в такой темноте пересчитать танки хотя бы приблизительно, ему придется перелезать через забор. Он немного спустился по склону вдоль ограды и снова приник к самой решетке. В темноте решительно ничего не было видно. Пепик коснулся веток, покрытых тяжелыми дождевыми каплями, и за забором на тротуаре тотчас же скрипнули кованые сапоги часового. В этой враждебной темноте эсэсовцу, вероятно, было не по себе, и его пугал всякий шелест. Слава богу, часовой не заметил, что за его спиной, всего в каких-то трех метрах, спрятался Пепик. Эсэсовец осветил фонариком не сад позади себя, а середину улицы и, сам того не желая, показал Пепику головной танк колонны. Дальше крутая улица была совершенно пуста.
Пепик на цыпочках, словно балерина, осторожно отошел от этого опасного места и по саду пробрался вверх метров на сорок. Здесь в конце улицы ему бросилась в глаза высокая вилла с плохо завешенными окнами: сквозь щели пробивался сильный свет, как говорили мальчишки — «на всю катушку». Кто мог нынче позволить себе, не боясь, что на него накинутся фашистские головорезы, такое яркое освещение? Или там живет такая важная птица, что может не бояться эсэсовцев, или же там размещен штаб. Да, штаб! Эта мысль засела гвоздем в голове Пепика. Если ухитриться подойти к вилле поближе, может быть, он получит ответ на все свои вопросы?
Словно электрический ток пронизал Пепика с головы до пят. Пепик хорошо знал это ощущение, которое всегда появлялось, когда ему хотелось броситься в потасовку, и он терял голову. Нет, сейчас надо держать себя в руках! Пепик смахнул ладонью дождевые капли с куста и дважды провел мокрой рукой по лбу. Вот хорошо-то! Спокойно, сохраняй хладнокровие!
Раздвигая кусты, Пепик пробрался к забору и, стараясь не шуметь, перемахнул через него в соседний сад. При этом он зацепил ногой какие-то веточки, с которых с шумом посыпались дождевые капли, словно в кустах пробежал олень. Пепику показалось, что эти звуки могут разбудить и мертвого. Но ничего не случилось — очевидно, часовые на улице не услышали этого шума. Пепик начал верить, что счастье его не покинет. Обойдя на цыпочках вторую виллу, совершенно темную и мертвенно тихую, он очутился всего в каких-нибудь двадцати метрах от стены освещенного дома. Еще один низкий заборчик — и он будет у цели!
Но, прежде чем Пепик добрался до этого заборчика, на улице около танков поднялся переполох. Послышался приглушенный окрик часового: «Halt!» [10] , и сухо щелкнул затвор. Рядом с Пепиком на улице шла молчаливая, но упорная борьба. Раздался выстрел, чье-то тяжелое тело упало на тротуар, суматошно затопали сапоги.
На втором этаже виллы сейчас же распахнулось окно, и визгливым, властным голосом кто-то крикнул часовому:
— Was ist denn los? [11]
10
Стой! (нем.).
11
— Что там еще случилось? (нем.).
Никто не ответил. Только когда из виллы выбежал солдат с ярким электрическим фонарем в руках, из темноты вынырнули три танкиста во главе с молоденьким лейтенантом, который держал человека без шляпы, одетого в штатское. Тот сопротивлялся, изо всех сил вырываясь из рук танкистов. Другой человек, в серых брюках и светлой рубашке с темным расползающимся пятном на спине, лежал ничком на тротуаре.
— Das ist doch Heinz! [12] — воскликнул чей-то удивленный голос, когда убитого перевернули лицом вверх.
12
— Да это же Гейнц! (нем.).