Однажды в Москве. Часть I

Ахадов Ильгар

Мне трудно было ответить. Отвел глаза. Знали бы, в какое дерьмо вляпался, за порог не пустили бы. И мне было ужасно стыдно, что обманываю хоть в чем-то столь родных мне людей, мою преданную Джулию.

Но, я вспомнил погибших, искалеченных на минах молодых ребят, аккуратно зияющие снайперские точки на их висках, лбах. Вспомнил информацию о зажравшихся на солдатских судьбах предателях-военачальниках. Погибшего брата, потерявшую разум от горя мать, надежду в глазах полковника Мусаева…

Семья Джулии, как и тысячи бакинских армян, не виновны были в этих трагедиях.

Более того, они сами являлись жертвами этой ужасающей подставы со стороны некоторой части фашиствующих сородичей, управляемых мировыми силами. Парадокс заключался в том, что в этой ситуации я не смог бы исполнить долг перед родиной, не впутывая в это дело Манучаровых. И не смог бы быть счастливым и с Джулией, устраняясь от предложенной мне роли, осознавая, что мог бы приостановить цепь предательств и подстав, из-за которого возможно погиб и мой брат, но не сделал этого.

Уже поздно было о чем-то размышлять, я сделал выбор. В глубине души тлела надежда, что, все-таки выполняя поставленную задачу, я смогу сберечь свое личное счастье с Джулией. В том числе оградить ее близких от возможных последствий, которые, вероятно, ожидались в скором будущем…

– Слушай, братан, ты своими душевными терзаниями скоро затмишь славу Спасителя, – тут недовольно пробурчал Бакинец. – Что ты оправдываешься без конца, терзая и наши души? Ясно, что как разумный человек ты хотел и рыбку поймать, и ножки не замочить…

– Ара, другими словами, он хотел жениться на красивой и богатой армянке, поимев при этом Армению, как вражеское государство, – заржал и Ветеран в тельняшке. – Чувак, ты герой, если это сделал. Штирлиц перед тобой носки должен снимать.

– Заткнись. А то заткну. – Спокойно и коротко предупредил Длинный.

– Что я сказал!.. – обиделся тот.

– Опять словесный понос, – разозлился Прилизанный. – Дайте выслушать!

– Предлагаю воспользоваться паузой и промочить наши просохшие горлышки, – деловито предложил Арзуман, хватаясь за очередную непочатую бутылку.

Все молча протянули рюмки, выпили и закусили.

Прилизанный, дожевывая, предложил.

– Хотя вы прекрасный рассказчик, не тяните, сами знаете кого и за что. Постарайтесь выкладывать суть, не вдаваясь в подробности, особенно психологические. Все это интересно, но наше время небезгранично.

– Я готова слушать эту историю, как сказку из “1000 и одной ночи”, – воскликнула Аталай. – Это лучше, чем брать интервью у разных поглупевших от безделья домохозяек или обсуждать макияж героини из тупого сериала.

– Пусть расскажет, как хочет, – решительно поддержала Аталай, и Гюлечка. – Если помешаем, он собьется и будет блуждать. Оторвитесь же вы хоть денек от ваших государственных дел, – храбро наехала она на вышестоящую инстанцию, – уверяю, они от этого не пострадают.

– Точно! – мстительно буркнул Ветеран в тельняшке. – Чем больше они работают, тем хуже народу. Все делают для того, чтобы самим было хорошо, а нам плохо.

– Да я в следующий раз лучше в Эфиопии повоюю, чем в Карабахе! – возмутился и Бакинец.

– Все, тихо… – постучал вилкой Прилизанный. – Опять начали за здравие, кончили за упокой. Там… – показал он этой же вилкой на потолок, – люди намного умнее сидят, чем вы, раз они там, а вы здесь. Все равно вашему брату не угодишь.

А вы, голубчик, если захотите в Эфиопию или хоть на Берег Слоновой Кости, пожалуйста, я помогу с визой. Там со своими животноводческими талантами вы будете как раз нарасхват.

– Сам иди туда… – недовольно пробурчал Бакинец, оскорбленный путевкой в Африку.

– Расскажите уже как можете, – махнув на него, чинуша обратился к Длинному. – Лучше слушать вас, чем их.

– Я постараюсь, – с досадой ответил рассказчик. – Не думайте, мне приятно выслушивать одолжение…

Глава IV

Итак, Манучаровы собрались решать нашу судьбу с Джулией. Как вы знаете, у армян родственные отношения такие же крепкие, как и у нас. Когда зашел в дом, все уже были в сборе – вся честная братия Манучаровых. И как они разместились в общем-то широком зале квартиры (убрав стену между комнатами, они превратили образовавшееся пространство в зал), ума не приложу.

Пожилые, молодые, армия двоюродных, троюродных братьев и сестер…

Как я понял, меня намеренно поздно пригласили, чтобы самим спокойно утрясти нестандартную ситуацию. Джулия радостно меня встретила, провела в соседнюю комнату и воодушевленно начала рассказывать про гостей.

Когда я услышал из ее уст имя Спартака Манучарова, сердце невольно забилось. Он прибыл с сыном Артуром – молодым человеком с открытым взглядом и приятной внешностью, и невесткой – тормаховой шатенкой, которая без устали пересаживалась то к одной, то к другой родственнице, всюду сея смех и веселье. Я смог разглядеть их из щели чуть открытой двери. Сам Спартак – грузный, седовласый мужчина с жесткими чертами лица – сидел мрачнее тучи. Еще бы…

Из других важных гостей Джулия показала мне дедушку Размика, как она, смеясь, назвала его – Размика Аллахвердяна, такого живчика-старичка с острым с горбинкой носом и живым взглядом. Несмотря на преклонный возраст, он умудрялся содержать любовницу – молодую девчонку, чего абсолютно не скрывал и даже очень гордился, любовно называя ее Люсечкой, – нашептала мне Джулия. Она все улыбалась и, видимо, поддерживала молодцеватый пыл старикашки. Размик являлся Джулии не родным, но, как я понял, был всеобщим любимцем, вроде аксакала у нас. Старик был чем-то недоволен, все время огрызался на молодую публику, которая, кажется, подтрунивала над ним.

“– Это Люську в дом не пустили,”– заливаясь смехом, сообщила Джулия.

“Или же впустили меня…”

Во всяком случае я заметил, как старик своей тросточкой несколько раз указал в мою сторону.

Наконец меня позвали. Вспыхнув, я, следом за Джулией, вышел в зал и сел с ней рядом.

После затянувшейся паузы отец Джулии немного сконфуженно начал:

– Вот Рафаэль… В общем, вы знаете…

Тишина. Даже дети замолкли, уловив волны напряжения у старших.

– А он краснеть умеет…