Однажды в Октябре
Шрифт:
Сталин, записывая что-то в свой блокнот, кивнул головой. Потом он снова пошел к телефону, установленному в коридоре. Было слышно, как он снова связывается со Смольным. Переговорив с кем-то, он опять вернулся к нам.
— Товарищ Тамбовцев, — сказал он, — минут через двадцать придет товарищ Эйно Райхья, личный связной и охранник товарища Ленина. Сейчас я напишу для него небольшое послание Владимиру Ильичу. Думаю, что товарищ Ленин все сразу поймет. Ну, а остальное ему расскажет товарищ Кукушкин.
Сталин повернулся к сержанту, — Итак, товарищ Кукушкин, сейчас вы поедите в свой родной город, и посмотрите
Тот весь расцвел. — Конечно, товарищ Сталин, готов!
— Возьмите с собой еще пару человек, — товарищ Сталин хитро посмотрел на меня, — Ведь товарищ Тамбовцев нам не откажет.
— Не откажу, — коротко ответил я.
— Ну и хорошо, — кивнул Сталин, садясь за стол, и на листе бумаги начал писать послание Ильичу.
В это время дежурный, обозревавший через камеры наблюдения лестницу, сообщил, что у двери стоит какой-то усатый тип в кожаной куртке, в карманах у него, кажется гранаты, а за поясом, точно, пистолет. Или даже два…
Сталин, подойдя к монитору, посмотрел на изображение, улыбнулся, и сказал, — Это и есть товарищ Рахья, пусть он войдет…
Короче, Сим-Сим, откройся! И тут из прихожей я услышал слова, сказанные с незабываемым чухонским акцентом, — Мне тофарищ Сталин нужен… Кде я могу его найти?
13 октября (30 сентября) 1917 года, 07:15 Балтика, ТАКР «Адмирал Кузнецов»
Прежде чем отправиться обратно на «Баян», контр-адмирал решил посоветоваться командующим. Уж больно важные и интересные дела творились сейчас в Петрограде. Контр-адмирал с трудом переносил это новомодное название города, как будто, если мы воюем с немцами, можно похерить волю самого Петра Великого, нарекшего город Санкт-Петербургом. Получилось смешно — город, названный в честь апостола, «разжаловали», дав ему имя царя. Может с этого и пошел раздрай в головах, не понимающих, что есть вещи, которых лучше вообще не касаться, как не стоит касаться плавающей по поверхности воды рогатой морской мины.
Связаться с эскадрой, которая сейчас должна стоять на якорях у Кувайста, оказалось до смешного легко. В радиоцентре «Кузнецова» офицер-радист со странным погоном без просвета, но с двумя звездами (мичман?!), связался с рацией, переданной на «Баян», и протянул контр-адмиралу телефонную трубку вполне обычного вида.
— Алло, — прокричал в нее контр-адмирал Пилкин, — вице-адмирала Бахирева позовите к аппарату. Кто его спрашивает? Контр-адмирал Пилкин.
Примерно через пару минут, в трубке раздался знакомый голос, — Вице-адмирал Бахирев у аппарата, добрый день Владимир Константинович.
— Добрый день Михаил Коронатович, — ответил Пилкин, — У меня к вам вопрос.
— Слушаю вас, Владимир Константинович? — донеслось из трубки.
— Михаил Коронатович, — сказал контр-адмирал Пилкин, — Вам известно, что в Петрограде опять сменилась власть?
— Наслышаны, наслышаны, Владимир Константинович — засмеялся в трубку Бахирев, — господин Керенский сдался на милость победителя еще до боя, после первого выстрела в воздух.
— Так вот, Михаил Коронатович, — хмыкнул Пилкин, — хочу съездить, посмотреть на господина Сталина. Контр адмирал Ларионов, Виктор Сергеевич, утверждает, что теперь он наш царь, бог и воинский начальник на следующие полвека. Вон, при Петре Алексеевиче поначалу тоже лихо было, а потом оно совсем по другому обернулось.
— Поезжайте, Владимир Константинович, поезжайте, почему бы нет, — ответил Бахирев, — и людей посмотрите и себя покажете. А честно сказать, у нас тут второй день такое творится… Это я вам говорю, чтобы вы смотря на господина Сталина, понимали, что это за человек. Почти сразу после того, как вы убыли, прилетел еще один, этот вертолет, а на нем главарь Центробалта большевик Дыбенко и еще товарищи-матросы. Я уж думал что это по мою грешную душу, уж и помолился на всякий случай… Ан нет, совсем наоборот, товарищи прибыли по поручению господина Сталина и большевистского ЦК навести у нас строгий большевистский порядок и дисциплину, совсем как в ихней партии.
Хе-хе, Владимир Константинович, мы уже не стоим у Кувайста, а идем на юг, к Церелю, и никакие судовые комитеты нам в этом не мешают. Те, что вздумали бунтовать, были тут же распущены и переизбраны, а заводил «товарищи» тут же вывели в расход самым вульгарным способом. Так что мы тут немного оживаем, господа офицеры перестают вздрагивать от каждого шороха, а матросики вспоминают, что значит нести службу со всем тщанием. Дойдем до Ирбен, врежем германцу по Виндаве, чтоб жизнь им медом не казалась. Тут каперанг Иванцов убеждал меня, что и при большевиках адмиралы тоже нужны и необходимы. И социализм — это даже не конец света, а совсем наоборот. Ты поезжай, посмотри на этого Сталина, если будет возможность, поговори с ним. Если он и вправду такой, как мне рассказали, то буду служить верой и правдой до самой смерти под его командованием.
— Ну, Михаил Коронатович, тем лучше, — сказал контр-адмирал Пилкин, — я постараюсь коротенько, одна нога здесь, другая там. Мы тут тоже и с адмиралом Ларионовым беседовали, и с генералом Бонч-Бруевичем. Была у меня мысль к англичанам податься. Так я теперь понимаю, что нельзя этого делать, ни в коем случае нельзя. Мне тут Михаил Дмитриевич порассказал, чего про их шашни против нас наша разведка нарыла. Только вот Государь ко всем их словам был глух, а Временные у британцев были вообще на коротком поводке. Будем надеяться на то, что чтобы ни делалось — все делается к лучшему.
— Будем надеяться, — завершил разговор Бахирев, — Удачи вам, Владимир Константинович, и ни пуха, как-никак в логово льва идете.
13 октября (30 сентября) 1917 года, 07:35 Петроград. Суворовский проспект, дом 48
Во влип! Жизнь закружила и понесла, только успевай отплевываться. Если бы кто-нибудь дней эдак десять назад сказал мне, что я попаду в Питер накануне Великой Октябрьской Социалистической революции, и буду запросто сидеть за одним столом и пить чай с самим товарищем Сталиным, то я бы послал этого сказочника… В общем, в дальнее пешее эротическое путешествие. А может быть и морду бы набил, чтоб не издевался. А теперь мое отделение назначено охранять товарища Сталина, а я, выходит, начальник его личной охраны. Доверие вождя, знаете ли, надо еще заслужить.