Однажды в Париже
Шрифт:
Я говорю чистую правду, но другие видели иное. Мы не расставались. Обед, долгие прогулки по тропинке у берега, поездки на велосипедах, ужин — мы были, казалось, приклеены друг к другу. И ничего плохого нельзя сказать о его настроениях: викторианский джентльмен, всегда спокойный, ироничный, не слишком разговорчивый, но всегда охотно воспринимающий мои речи, мои сплетни, мои комментарии. На мой взгляд, я немного перегибала палку, когда вела себя как руководительница туристической группы, но Брюс не экономил на мелочах в том, что касалось его удовольствий. Как друг он неподражаем. Как любовник — другое дело. Гомосексуалист? Сомневаюсь. Импотент? Совсем нет. Но нейтральный настолько, что с ума сойти можно. За десять первых дней, проведенных нами вместе, между посещением Саркози и отъездом из «Пелликано», он занимался со мной любовью три раза. Как? Прилично. Этим все сказано, и это удручает, потому что если есть что-либо, чего я
В шесть часов утра ко мне снова поднимался зомби, ложился как сомнамбула в постель и крепко спал до ужина. Ничего удивительного нет в том, что он умудряется напиваться каждую ночь, не превращаясь при этом в толстяка-монгольфьера. Когда Брюс выходил, он часами плавал в бассейне и уводил меня на прогулки. Его тело не нуждалось в еде. Немного фруктов, кока-кола лайт, и он держался на этом целый день. Брюс жил в своем собственном ритме. Он не оспаривал никаких кодексов поведения и довольствовался тем, что просто не принимал их во внимание. Как и все, он думал только о себе, но ход его мыслей был иным, чем у других. Если бы я этого не знала, то его отношение к статье из журнала «Вот так!» заставило бы меня прозреть.
От статьи Брюсу не было ни тепло ни холодно. Не думайте, что он глуп. Он достаточно хорошо знал французский, чтобы «раскусить» инсинуации журнала: Gay Paris, безумные ночи великого одиночки, мартини и кьянти… Хотя об этом не было прямо сказано, подразумевалось, что он заливает алкоголем свою латентную гомосексуальность. Однако раздражаться Брюс не стал, нет.
— Ничего не было бы глупее этого, — сказал он. — Тот, кто оправдывается, обвиняет себя. Пусть говорят. В Нью-Йорке такого рода коварные байки были в ходу в журналах лет десять назад. У вас это тоже пройдет. В провинции всегда разрядка происходит позднее. Во всяком случае, на мой взгляд, слово «педик» — это не оскорбление. Мне важно делать одно: сочинять музыку. И остается поблагодарить художественного редактора журнала за то, что он выбрал хорошие фотографии. Мы выглядим как пара, снимающаяся для рекламы сигарет «Уинстон». В особенности не стоит предпринимать каких-либо резких движений. Если папарацци следят за нами, у них обязательно есть десятки снимков, на которых можно увидеть, что у кого-то из нас отвислый живот или дряблый подбородок. Только стань накатывать на них — и они тут же опубликуют фотографии. Лучше это пропустить.
Несомненно. Но можно было бы хотя бы заставить их заплатить несколько десятков тысяч евро. Во всяком случае, мне. Сотни тысяч читателей узнали о моем существовании. Попрано мое право на неприкосновенность частной жизни. Это слово заставило Брюса рассмеяться:
— Почему попрано? Ничего в этом тексте не является ложью. В Соединенных Штатах говорят, что информация — это что-то, что кого-то беспокоит. Если тебя это беспокоит, то это доказательство того, что это информация. Я постоянно даю интервью и снимаюсь. Почему же вдруг я стану воспринимать это с разъяренным видом? Не журнал «Вот так!» изобрел бестактность. Не будем имитировать глупцов из Вашингтона, которые обвиняют Голливуд в распространении насилия. Гомер не выдумывал войну, авторы детективных романов не изобретали убийств, и люди проявляют любопытство и без таблоидов. Интерес к жизни богатых людей восходит к глубокой древности. Если мы будем жить вместе, лучше с этим смириться. Есть ли у нас причины страдать от этого? Нет. Тогда не будем разыгрывать из себя недотрог, уставших от цирка массмедиа.
На этом он опустил занавес. Целых четыре часа я заводила себя, как часы. Если я рассчитываю ударить в набат, мне следует уйти. Я воздержалась от этого. Пока эти хлопоты были мне не под силу. Следовало лучше подождать. Кстати, Брюс не был неправ. Он реагировал как истинный добропорядочный янки. У них между домами нет заборов. Мы же устраиваем живые изгороди, сажаем деревья, возводим стены. Мое возмущение прошло мимо него. Я не настаивала. Тем лучше. Это были мои дела. Спустя час я поняла, что страстно занимает Брюса: его собственные дела. Я ела салат под навесом у бассейна, когда увидела, что он берет свой мобильник. И говорит, говорит, говорит… Бесконечно долго. Отключив соединение, он тут же подошел ко мне. Ужасающая дилемма: его агент только что передал ему предложение, от которого нельзя отказаться «ни под каким предлогом». Брюса звали в Голливуд. Эй-би-си, американский телеканал, предлагал ему пять миллионов долларов за роль в телесериале. Опускаю детали этого изумительного предложения, но учтите только, что по досадному недомыслию агент произнес фразу «мыльная опера». Если бы я поставила под сомнение те муки, которые приходится переживать звездам, то все мои достижения с ним улетучились бы. Три дня подряд я только и видела, как Брюс взвешивает, перевешивает, вновь взвешивает последствия возможного предварительного согласия, — остальной мир для него просто не существовал. На следующий день после того, как был получен сценарий, все еще больше усложнилось.
— Да, это мыльная опера, — кивнул он. — Но сериал можно представить и как сатиру на мыльные оперы. Или, если хочешь, как отклонение. Это немного слезливо, но все равно очень интересно. Я буду играть звезду, карьера которой подходит к концу и которая готова на любые низости, чтобы вновь вернуться на передний план. Следовательно, это черная комедия. С элементами мыльной оперы, но также со сценами очищения. В некотором роде они хотят снять «Гражданин Кейн» [57] среди мыльных опер…
57
«Гражданин Кейн» — драматическая кинолента, снятая режиссером Орсоном Уэллсом в 1941 г. Американскими критиками и режиссерами считается лучшим фильмом всех времен и народов.
Вот это да! Словосочетание «мыльная опера» упоминалось каждые две минуты. Только оно и имело значение. Сам по себе фильм не так много значил. Когда я спросила Брюса, что он думает о сценарии, тот признал, что прочел только свою роль. Какое это имело значение? Он обращался ко всем за советом. И все говорили ему одно и то же. Коко Дансени: «Мыльная опера — это значит посредственные декорации, посредственная режиссура, посредственные актеры». Лис-Ренар: «Я уже заранее вижу: это будет мелодрама, заранее предсказуемая и слезливая». Мадонна, его лучшая подруга: «Ты подписываешь это, и ты официально становишься бывшим».Только агент Брюса цеплялся за пять миллионов долларов.
— Очнись, Брюс, — взывал он. — Телевидение — это всеобщая слава. Ты сохраняешь своих поклонников, подростков и любителей музыки, и ты приобретаешь всех остальных. Вспомни прошлогоднее мероприятие в Бостоне в поддержку людей, страдающих болезнью Альцгеймера: стол с твоим именем собрал 35 000 долларов, а стол во главе с Боно [58] — 95 000 долларов. Ты должен бороться, чтобы входить в лидирующую группу. Если ты сохранишь эти свои небрежные манеры, тебя больше не будут приглашать на такие рауты. Тебе останется только подписывать автографы.
58
Как Боно всем любителям современной музыки известен Пол Девид Хьюсон (р. 1960) — ирландский рок-музыкант, лидер-вокалист рок-группы U2.
И так беспрерывно в течение семидесяти двух часов. В конце концов Брюс отказался. Лучше было пропустить поезд, чем попасть в поезд, который сойдет с рельсов. Я никогда не видела, чтобы люди так долго колебались перед чеком на такую большую сумму. Я стала понимать, что вступила в новый для меня мир, где люди были способны отказаться от Эльдорадо.
Глава 6
Жан-Пьер Ренар, генеральный директор компании.
Эта женщина мне сразу понравилась и заинтриговала меня. В мире рок-музыки редко встречаются приличные буржуазки. Почему она подпала под очарование этого безграмотного и фальшивого насквозь педика, которого интересуют только его вес, его круги под глазами и его патлы? Как она его подцепила? С тех пор, как я стал часто иметь с Брюсом дело, я знаю, что он хлюпик-эгоист; для него все люди злые и опасные, лучше не иметь с ними никаких отношений. Хорошо представляю, что контакты у него бывают краткие и анонимные: где-нибудь в сауне, в задней комнате, с незнакомыми людьми, которых он остерегается приводить к себе. Обнаружив Аньес в роли его спутницы, я сразу же нашел ее обольстительной. Ее отношение ко мне, неприязненное, но игривое, окончательно сделало ее притягательной для меня. Поскольку я почти так же богат, как Брюс, я знал, что шансы у меня есть. Как и я, она ждала случая. Я не заставил ее ждать.
Через день после нашего ужина я встретил ее утром около бассейна. Мокасины «Тодд», водолазка из белого кашемира, бежевый брючный костюм — она успешно поддерживала имидж женщины, слишком изящной и шикарной, чтобы обременять себя драгоценностями. Она смотрела, как я подходил к ней, с легкой ироничной улыбкой. Заинтригованный, немного возбужденный, предвкушая заранее новые колкости, которые Аньес найдет для меня, я спросил ее, что Брюс говорил ей обо мне. Верная себе, она вновь показала свои коготки.