Однажды в СССР
Шрифт:
– Товарищи комсомольцы, прошу считать наше собрание открытым. На повестке дня три вопроса. О принятии социалистических обязательств на следующий год. О повышении сознательности и ответственности комсомольцев нашего торга в свете решений ноябрьского пленума ЦК КПСС. И рассмотрение личного дела комсомольца Романова Р. А. Прошу голосовать по утверждению повестки дня. Кто «за» – поднимите руки. Принято единогласно. Переходим к первому вопросу.
Людмила Смоленцева была сама серьёзность. Одетая в строгую чёрную двойку – юбка ниже колен и приталенный пиджак, застёгнутый на все пуговицы, белая блузка под горло. На голове пучок, на носу очки в толстой оправе, ни грамма косметики. Ромка вспомнил, как она со смехом рассказывала ему историю с этими очками.
У неё было отличное зрение. Но, став секретарём
В райкоме, находящемся по адресу: Донская, 11, совсем недалеко от её магазина, она была частой гостьей, заскакивая после работы не столько по делам, сколько чтобы подкинуть курирующим сотрудникам свежую колбаску, окорочок и прочие продукты, не лежавшие свободно на прилавке. Соответственно, числилась на очень хорошем счету, регулярно получая поощрения. А второй секретарь райкома – холостой, плюгавого вида мужичок лет тридцати – очень неловко пытался за ней ухаживать. Точнее, ухаживать за ней пытались практически все встречавшиеся на жизненном пути мужчины, кому хватало на это смелости, но она в данном качестве рассматривала лишь тех, кто мог пригодиться в жизни, остальных безжалостно отшивала, рассуждая следующим образом: «Между ног у всех примерно одинаково, так какой смысл давать тем, от кого никакой пользы?» Тех же, от кого прок мог быть, она раскладывала по полочкам в своей голове, отводя каждому его место. Очень немногие находились в активной фазе отношений, предполагающей лёгкий флирт – не более, остальных держала про запас. Ромка в этом ряду был вопиющим исключением из правил, как говорится – для души, а второй секретарь тихо-мирно дожидался своего часа на отведённой ему полочке, без гарантии на успех, – вот если первым станет, тогда другое дело – тогда это джекпот! А между первым и вторым – дистанция огромного размера. Знания жизни ей было не занимать.
– И мы все как один принимаем на себя повышенные социалистические обязательства и обещаем выполнить и перевыполнить план по росту уровня культуры обслуживания покупателей! А также…
Ромка только диву давался, слушая выступавших. Сейчас вещал Паша Кочергин – руковод Олега из девятого магазина, который, как всем в торге было известно, обсчитал в прошлом году плохо видящего покупателя на два рубля пятнадцать копеек при сумме покупки в четыре рубля. Скандал удалось замять, и вот сейчас Паша с трибуны надрывается, как они все в едином порыве поднимут культуру обслуживания на недосягаемую высоту. Цирк, да и только! Но здесь Ромка оказался неправ – это были ещё цветочки, цирк предстоял впереди. И ему там была уготована главная роль – роль шута. Давно известно, что никто не может так больно задеть, как близкий человек. Или бывший близкий.
У каждого человека существует естественная броня – доспехи, защищающие нежное и сокровенное от внешнего мира. У кого-то она толще, у кого-то – на просвет. Ромка, как ни странно, относился ко второй категории, сам не подозревая об этом. Когда его личное дело вынесли на комсомольское собрание, он сильно удивился, но не придал этому значения. Сейчас, находясь в обстановке пафосного формализма и подчёркнутой официальности, он испытывал лёгкое беспокойство, представляя, как ему придётся стоять перед этим залом и на него будут устремлены десятки глаз. При этом он категорически не понимал, что означает рассмотрение личного дела. Что это за дело вообще такое и откуда оно взялось?
Пока же с трибуны нудно бубнил секретарь партийной организации торга Феликс Иванович Круглов. Должность эта была освобождённой, то есть товарищ Круглов ничем больше не занимался, как только руководил коммунистами торга, коих насчитывалось не очень много, и в чём конкретно заключалось руководство ими, было не очень понятно. Феликс Иванович всё время проводил в своём кабинете, который располагался по соседству с кабинетом директора торга – самой Лидии Яковлевны Бесчастных, что указывало на его высокое положение в руководящей иерархии, но чем это обусловлено и как взаимодействуют векторы силы внутри этой самой верхушки, Ромка не представлял. Зато в этом хорошо разбиралась Людмила, и, когда у них ещё были отношения,
Вот и тогда она прервалась на полуслове и, завладев его достоинством, предалась любимому занятию, которое Ромка, чьи представления о допустимом между мужчиной и женщиной базировались на дремучих уличных понятиях, поначалу считал крайне постыдным. Помнится, когда она впервые приладилась, чтобы исполнить эту процедуру, он в ужасе схватил её голову обеими руками и так поспешно дёрнул вверх, что чуть не оторвал вместе со своим членом соответственно, поскольку Людмила, даже под угрозой потери головы, выпускать его изо рта категорически отказывалась. Потом он, потрясённый, громко шептал, что теперь никогда не сможет её поцеловать, потому что она никто иная, как… Она же со смехом заявила, что это не она…, а он – дремучий деревенщина и называется это не позорным лагерным выражением, а вполне изысканно – французской любовью. И поцеловать её он не просто сможет, а сделает это немедленно и не один раз. Надо ли говорить, что она оказалась права. И смог, и поцеловал, и не один раз. Но вот любителем специфического процесса так и не стал, оставаясь приверженцем традиционной формы совокупления, в которой, правда, оказался весьма искусным и, не подозревая о существовании книги «Камасутра», изобрёл многие позы оттуда заново.
Феликс Иванович между тем продолжал нудно зачитывать материалы пленума ЦК КПСС, которые, несмотря на то что состояли исключительно из понятных по отдельности русских слов, будучи собраны в текст, смысл передавать отказывались. Зал под монотонное гудение поголовно клевал носом, вздрагивая лишь, когда Людмила, сидящая в президиуме, то есть за столом, покрытым красной скатертью и с графином посередине, стучала металлической ручкой по этому самому графину, дабы привлечь внимание к словам докладчика и предотвратить откровенные всхрапывания и даже возможные падения со стульев, что нет-нет и случалось на собраниях, не добавляя очков секретарю.
Наконец, и по второму вопросу дружно проголосовали «за», при этом никто, кроме членов президиума, даже не подозревал, за что он голосует. Ну, наверное, поднять, усилить, ускорить, догнать и, возможно, перегнать, как всегда. Какая разница, что в этот раз придумали члены президиума, лишь бы отпустили поскорее. А тут ещё какого-то Романова обсуждать, чёрт бы его подрал!
Ромку подняли с места и поставили перед залом. Он ощутил себя словно на ринге, вот только противник был многоруким и многоглазым существом, которое колыхалось, тяжело дышало и хотело поскорее его прикончить. Получилось так, что он стоял между залом и столом президиума, как между молотом и наковальней, – вполоборота к одному и к другому. И там и там на лицах читалось безразличие, и на мгновение ему показалось, что всё вдруг закончится – кто-нибудь объявит, что это недоразумение, и все с облегчением разойдутся, а он счастливо присоединится к Олегу, и они поспешат по своим делам.
Но вот встала Людмила и, не глядя на него, начала говорить. Сначала он с изумлением узнал, что является прогульщиком и злостным нарушителем дисциплины и правил торговли, с которым не справляется трудовой коллектив, и потому было решено вынести его личное дело на комсомольское собрание. Это звучало настолько абсурдно, что сознание отказывалось воспринимать столь очевидный бред и, казалось, уплывает. Словно сквозь вату доносилось:
– …Так, в характеристике с места работы указывается на многочисленные и систематические нарушения формы одежды на рабочем месте, а именно нахождение за прилавком в несвежем колпаке и грязном фартуке…
Действительно, к концу смены, то есть на второй день, фартук выглядит не самым опрятным образом, а попробуй, взвешивая и заворачивая сотни кусков сырого мяса в день, сохранить его в первозданном виде! При этом он выглядел Белоснежкой по сравнению со Степаном, который, периодически поднимаясь наверх из разрубочной, напоминал чёрта из преисподней, где пытают грешников.
– …На неоднократные замечания отвечает дерзко, не проявляя должного уважения к старшим товарищам, призванным воспитывать и прививать навыки высокой культуры обслуживания…