Однажды весной
Шрифт:
Эти два дня Ира ходила словно в воду опущенная. В конце концов, любовь в жизни не главное, уговаривала она себя, но сердце не собиралось мириться с этим утверждением. Иногда Ире казалось, что из всех чувств на земле осталась только боль. Она плохо ела, плохо спала, плохо соображала, но старалась, чтобы это не слишком явно бросалось в глаза. Не хватало еще, чтобы в школе кто-нибудь догадался о ее любовных переживаниях.
А во вторник Ире на глаза попалось объявление, где было лаконично написано: «Рисунок! Индивидуальные занятия с опытным преподавателем». Внизу, аккуратными полосочками
Ей открыла дверь коротко стриженная женщина средних лет, одетая в широкие брюки и цветную шелковую блузку навыпуск. Женщина курила тонкую длинную сигарету. Она внимательно посмотрела на Иру.
– Я по объявлению, – сказала девушка, немного волнуясь. – Я недавно вам звонила.
– Значит; ты Ира. А меня зовут Алла Генриховна. Я художница, а ты, как я понимаю, собираешься ею стать.
– Нет. Я хочу стать архитектором.
– Вот как? Что ж, замечательно. Пойдем в мастерскую. Будем пить кофе и знакомиться. Ты любишь кофе?
– Да.
– Я пью его литрами, – призналась Алла Генриховна. – Вижу, ты принесла свои работы, как мы и договаривались.
– Некоторые, – рассеянно отозвалась Ира. Она впервые оказалась в самой настоящей мастерской художника, и увиденное потрясло ее. Холсты, подрамники всевозможных размеров, гипсовые головы на подставках, те самые кубы и конусы, о которых говорил Илья. Пахло красками, скипидаром и чем-то еще, едва уловимым, но необычайно привлекательным.
«Запах богемы», – подумала Ира.
– Я преподаю в Школе искусств, – объяснила Алла Генриховна, присаживаясь в кресло и приглашая Иру сесть напротив нее. Она разлила кофе в фарфоровые чашечки, похожие на игрушечные. – Сейчас готовлюсь к выставке с ребятами, так что не обращай внимания на этот кавардак. Ну, давай посмотрим, что там у тебя.
Ира торопливо развязала папку. Спустя полчаса Алла Генриховна отложила ее работы в сторону.
– Что ж, задатки у тебя, безусловно, есть, коротко сказала она. – В каком классе ты учишься?
– Заканчиваю восьмой, – ответила Ира, обрадованная первой похвалой.
– И времени у тебя предостаточно, чтобы поправить технику и набить руку, – сказала художница и вновь закурила.
Ира заметила, что она не только много пьет кофе, но и много курит, потому что пепельница была полна окурков. Ира к этому не привыкла, и, возможно, у нее бы разболелась голова, но, к счастью, форточка была распахнута настежь.
– Я с удовольствием буду заниматься с тобой рисунком, если ты хочешь.
– Конечно, хочу! – восторженно воскликнула Ира.
– Подожди, Ира, – охладила ее пыл Алла Генриховна, выпуская облачко дыма. – Все дело в том, что уроки платные, понимаешь? У меня есть несколько учеников, с которыми я занимаюсь на дому. Я преподаю два раза в неделю. Урок длится два астрономических часа. Занятие стоит двенадцать долларов – это вполне умеренная плата.
Ира быстро прикинула в уме. Двадцать четыре доллара в неделю, девяносто шесть долларов в месяц. Девяносто шесть умножить на тридцать с лишним … Сумасшедшие деньги, тем более каждый месяц! Во всяком случае, у них в доме таких свободных денег не было.
– Извините, Алла Генриховна. – Ира стала собирать рисунки в папку. – Я не могу себе это позволить.
– Понимаю. – Алла Генриховна прикусила губу. – Очень жаль. Ты талантливая девочка.
Ира встала. Вот теперь еще и это. Мало ей неприятностей? И чего ей не сидится дома?
Ира пошла к выходу, таща папку, превратившуюся в обузу.
– Задержись немного, – остановила ее художница, придерживая входную дверь. – Я попробую договориться, чтобы тебя зачислили в мою группу в Школе искусств, – внезапно предложила она. – Но только и там придется платить.
– А сколько? – неуверенно спросила Ира.
– Пока ученики платят шестьсот двадцать рублей в месяц, возможно, к осени плату несколько поднимут, но ненамного.
– Спасибо, – заулыбалась Ира. – Думаю, что это мне по карману.
– Вот и замечательно. Тогда позвони мне через недельку. Обязательно позвони.
– Я обязательно позвоню, – пообещала Ира и побежала по ступенькам вниз. Удивительное дело: папка в ее руках снова стала невесомой.
Конечно, семьсот рублей на занятия рисунком Ира может взять и у родителей – эта сумма не проделает дырку в их семейном бюджете. А может и сама заработать. Летом она никуда не собиралась уезжать, так что к осени вполне смогла бы накопить некоторую сумму про запас. Девушка не сомневалась, что среди такого количества предложений, на каждом углу обещающих энергичным людям приличные заработки, она сумеет отыскать что-нибудь подходящее и для себя.
Первое, что спросила Ира, когда вернулась домой, было:
– Мне никто не звонил?
– Нет, – ответила мама и поспешила на кухню, греметь кастрюлями.
Что ж, этого следовало ожидать. Если Илья так и не удосужился позвонить ей в прошедшие дни, почему он вдруг решит сделать это сегодня? Ира старалась не думать об Илье, но это было равносильно попыткам не дышать. Она убеждала себя, уговаривала, но все было напрасно – ее первая любовь стала для нее самым большим счастьем и самой большой мукой. Снова и снова перебирала она в уме события последней встречи с Ильей, вспоминая их последний разговор. Действительно, что-то не сходилось, не вязалось, как выразилась Аня, но почему? Ира чувствовала себя правой «на все сто». Вот только если человек уверен в своей правоте, разве он может быть таким несчастным, как она сейчас?
10
– Ребята! Постройтесь на линии парами! – Прикрикнул физрук Лапушка, получивший свое прозвище за привлекательную внешность и добродушный характер. На самом деле его звали Игорь Вячеславович – трудно произносимо И неудобоваримо; куда приятнее называть двадцатипятилетнего преподавателя Лапушкой. Что все и делали.
– Чего надрывается? – сказал Борька Шустов, поглядывая на Иру.
– Лапушке положено, работа такая, – ответила она, завязывая волосы в хвост, чтобы не мешали.