Однажды весной
Шрифт:
– Что ты говоришь, Максим? – переспросил историк с едва уловимым грузинским акцентом.
– Да меня только и вызывают, – пояснил Борька, с шумом отодвигая стул. – Можно подумать, что Я один такой хороший, – возмущался он, пока плелся к доске.
– Надо было хоть изредка открывать учебник в этой четверти, тогда бы не возникли проблемы, – назидательно заметил Кахобер.
Борька только кисло скривился. – Ответь нам, пожалуйста, – вежливо попросил классный, – в каком году между Японией и Россией был подписан договор, по которому часть Курильских островов признавалась Российской территорией?
– Так он сейчас и вспомнит! – фыркнула Света, толкнув Иру в бок. Ира улыбнулась и согласно кивнула головой. Но Шустов, как ни странно, ответил правильно:
– В тысяча восемьсот пятьдесят пятом году.
– Хорошо, – сказал Кахобер.
Он не заметил, а может быть, сделал вид, что не заметил, как Коля Ежов с помощью специально разработанной системы помогает Шустову заработать тройку в четверти.
– В каком году была опубликована конституция Японии? – последовал следующий вопрос.
Борька проследил за манипуляциями Ежова. – В тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, – последовал четкий ответ. Класс восхищенно выдохнул.
– Прекрасно! – похвалил Кахобер, пряча улыбку в пышные усы. – А теперь расскажи нам какие события получили название «революция Мейдзи»? И чем эти события были вызваны?
– Вот теперь точно запендык, – сказала Светка, помирая со смеху.
Ира уже давно перестала рисовать в тетрадке и витать в облаках – события захватывали.
– Ну это… в общем… – Борька честно пытался выжать из себя хоть что-нибудь вразумительное о давних событиях в Стране восходящего солнца, но, как выяснилось, о революции Мейдзи он ничего не знал, а на пальцах о ней не расскажешь.
– Двойка, Шустов, давай дневник, – подвел итог его мучениям Кахобер, взглянув на часы .
– Как двойка?! – возмутился Шустов. – Я вам даты правильно назвал?
– Ну, положим.
– Вот! А это уже на твердую тройку тянет.
– Ты так думаешь?
– А вы у класса спросите, – подначивал Борька, веря, что ребята не подведут.
И вообще у него была разработана своя тактика поведения с учителями. Ее теоретическая часть была проста. Если ты не выучил заданного и тебя вызвали к доске, скажи преподавателю хоть что-нибудь, глядишь, он ответит, так завяжется разговор, который при благоприятном стечении обстоятельств сможет перейти в общую дискуссию. А там и звонок на перемену подоспеет.
– Будь по-твоему, – внезапно согласился Кахобер. Он был человеком покладистым и двойки ставить не любил. – Поставлю тебе тройку. Но к следующему уроку подготовься. Возможно, я тебя вызову.
Шустов засиял, как начищенный самовар. Возможно-невозможно – это еще большой вопрос. А троечка – вот она, в дневничке красуется!
– Внешняя политика Японии в конце девяностых годов, – сказал Кахобер Иванович. В классе восстановилась напряженная тишина. – К доске пойдет Крылова.
Жужжание возобновилось.
– Ты что наденешь на вечер? – шепнула Света.
Ира непонимающе захлопала глазами, а потом сообразила, что соседка говорит о последнем звонке и дискотеке в школе. – Еще не решила, – ответила она.
– Я тоже мучаюсь, – призналась Света, – Собрались с мамулей пройтись по магазинам сегодня, а тут этот тягомотный классный час.
Ира совершенно забыла, что после урока истории их ожидает классное собрание. И никуда не денешься, будешь сидеть как миленькая. А вдруг позвонит Илья… Все ее мысли теперь были посвящены ему, и тут уж ничего не поделаешь. Когда любовь стучится в сердце, трудно – нет что там трудно! – просто невозможно думать ни о чем другом!
7
– Такой обаяшка – и не пристроен! Что-то не верится!
Подобное заявление привлечет внимание кого угодно, естественно, что Вика Смирнова не устояла. Она подошла к окну, где шушукались ее одноклассницы Люся Савченко и Оксана Лапшина. Большая перемена была в разгаре. Гул, гам, тарарам… Но подруг ничто не могло отвлечь, они прилипли к стеклу, как жвачка к подошве.
– Что там такое? – проявила интерес Вика.
– Оцени!
И Вика оценила.
Внизу, на скамейке, сидел атлетически сложенный парень. Красивый, уверенный, невозмутимый, как раз в ее вкусе. – И давно он здесь сидит? – поинтересовалась она.
– Минут десять. Кого-то ждет, – сообщила Люся Савченко.
Это и колобку понятно. Вот только кого?
– Спорим, что я его заарканю? – внезапно решила Вика.
– Спорим, что нет! – Глаза Савченко мгновенно загорелись: она была азартна до самозабвения.
Оксана молчала – решила не ввязываться и быть просто наблюдателем. В лучшем случае разбить спор, сказав, что с разбивщика денег не берут.
– На что спорим? – уточнила Савченко.
– На твою новую эвоновскую помаду, – предложила Вика.
Люся призадумалась, оценивая шансы Вики, признанной красавицы школы: длинные ноги, глаза фиалки и роскошная фигура. Вдобавок к этому – стильный макияж и обновы через день. Да, у такой есть все шансы красить губы ее новой увлажняющей помадой за триста пятьдесят рублей. Но что-то подсказывало Савченко, что на этот раз чары Смирновой окажутся бессильны и ее помада останется при ней.
– Идет!
Внезапно парень вскочил со скамейки, на его лице появилась обаятельная улыбка, и уже через секунду он обнимал… Иру Дмитриеву, эту серенькую неприметную мышку.
– Вот тебе и раз! – выдавила из себя потрясенная Савченко. – А еще утверждают, что мужчины любят глазами.
– М-да, красивые кружева плетет наша скромница, – отозвалась Вика с нескрываемой завистью.
Про кружева это она здорово ввернула, потому что всем было известно, что Ира не только неплохо рисует, но и великолепно вяжет.
– Ну что, потряс я тебя? – Илья неохотно отпустил Иру.
– В который раз! – рассмеялась она радостным смехом. – Как ты здесь оказался?