Однажды…

Журнал Техника-молодежи

Как-то раз ученый попросил своего брата прислать ему грамматику китайского языка.

— Зачем она тебе? — поинтересовался тот.

— Чтобы хоть немножко отвлечься от этой головоломной работы с иероглифами, — ответил Шампольон.

УБЕДИТЕЛЬНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

Когда знаменитый французский химик Жозеф Луи Гей-Люссак (1778–1850) установил формулу воды (H ₂O), он пустился по лаборатории в пляс, отбивая такт сабо — башмаками, выдолбленными из дерева; другую обувь

быстро проедали реактивы, проливаемые на пол лаборатории. Но его коллеги не признали этого открытия. Спустя несколько лет ученый опять плясал в сабо: повторные опыты, проведенные совместно с немецким химиком Юстусом Либихом, подтвердили результаты. Тем не менее консервативные коллеги снова усомнились в открытии.

— Что им еще надо? — возмутился Гей-Люссак. — Видно, чтобы убедить их, надо отплясать у них на головах?..

— И вот в этих самых сабо, — добавил Либих.

МЕДАЛЬ ЗА АРИФМЕТИКУ

Когда знаменитому немецкому математику, физику, геодезисту и астроному Карлу Гауссу (1777–1855) вручили одну из самых престижных в научном мире медалей Парижской академии наук, он повел себя очень странным образом. Оказавшись дома, выложил драгоценную медаль из изящной, обтянутой сафьяном коробочки и бережно положил туда, на бархатную подушечку, потертый медный грош 1780 года. Его коллега Вильгельм Вебер — свидетель этой сцены — изумленно воскликнул:

— Но, Карл, это же святотатство!

— Отнюдь нет, милый друг! — ответил ученый. — Коробочка мне так понравилась, что я решил хранить в ней свою самую ценную награду. Этот грош я получил в раннем детстве от плотников, работавших в бригаде моего отца. Вертясь у них под ногами на стройке, я нередко получал от них подзатыльники до тех пор, пока однажды не нашел грубую ошибку в смете выполненной ими работы, которую отметил углем. Сначала они отмахнулись от меня, а потом, разобравшись, дали вот этот грош. И для меня он — самая дорогая награда — медаль за арифметику!

P.S. Помните, почти весь 1992 год по Центральному телевидению крутили американские мультфильмы «Утиные истории». Их главный герой Скрудж Макдак стал настоящим кумиром наших ребятишек, календари, жвачки, майки, значки и школьные ранцы с его изображением шли нарасхват. Но обратите внимание: если для Макдака с заработанной некогда десятицентовой монеты, которую он так бережно хранил, начался путь к несметному богатству, то для Гаусса с гроша — путь в большую науку. Не кажется ли вам — весьма примечательная деталь?

КАКОЙ «ДВОР» ЛУЧШЕ?

Когда «Николаша» — великий князь Николай Николаевич младший (1856–1929) надумал жениться, он, по правилам царского дома, должен был испросить разрешения у своего кузена — Александра III. Однако, узнав, что избранница его сердца — купчиха Буренина, тот заметно смутился:

— Я состою в родстве со всеми европейскими дворами, — сказал император. — Не хватало только родства с Гостиным двором!

МУДРЕНЫЙ ЯЗЫК

Л.

Н. Толстой (1828–1910) был наделен большими лингвистическими способностями. Он с детства знал французский, немецкий, английский, а потом по мере надобности сравнительно легко и быстро овладел еще десятком языков, включая греческий, латынь и древнееврейский. Однако, взявшись на склоне лет изучать японский, Лев Николаевич с недоумением убедился, что этот язык пошел у него не так бойко, как другие.

— Не пойму, в чем дело? — обиженно жаловался он близким. — Или японский слишком труден, или я поглупел…

МОЖНО ВЗГЛЯНУТЬ И ПО-ДРУГОМУ…

Князь Н. Б. Юсупов (1750–1831) — министр, член Госсовета, директор императорских театров, Эрмитажа, владелец и строитель известной подмосковной усадьбы Архангельское — отличался чрезвычайной моложавостью, гордился этим качеством и не упускал случая кольнуть им сверстников. Как-то раз он пристал к своему одногодку графу Маркову:

— Посмотришь на тебя, — говорил он, — и сразу видно, что ты уже служил, а я вот — еще в школу ходил!

Марков, взглянув на Николая Борисовича с сожалением, не замедлил с ответом:

— Что же это твои родители так поздно стали тебя грамоте-то учить?

НУ И БЕСТАКТНОСТЬ!

По воспоминаниям начальника политического отдела Департамента полиции П. И. Рачковского (1853–1911), один армейский строевой полковник, попавший служить в «охранку», был страшно обескуражен поведением неблагонадежных.

«Наблюдаемые, — жаловался он Петру Ивановичу, — возмутительно пренебрегают правовыми нормами и даже позволяют себе нагло уклоняться от установленного за ними секретного наблюдения!»

ЗНАЙ, С КЕМ ШУТИТЬ…

Однажды Николай I срочно вызвал к себе полицмейстера Петербурга Бутурлина и заявил ему: «Ты знаешь, что памятник Петру I украли? Приказываю в 24 часа найти его и поставить на место».

Здесь нелишне пояснить, что Бутурлин обладал в избытке усердием, чего никак нельзя сказать об его уме. Он тут же отправился на розыск, но, проезжая по Сенатской площади, обнаружил «пропажу». Незамедлительно вернулся и радостно доложил хозяину Зимнего дворца, что донесение на его высочайшее имя — чистое недоразумение.

Николай I рассмеялся: «Очнись, Бутурлин, сегодня же 1 апреля! Да и разве можно такую махину вообще украсть?»

Что происходило в уме ретивого полицмейстера, истории неведомо. Но факт остается фактом: ровно через год, 1 апреля, и он прибегнул к розыгрышу — во время посещения Николаем I оперы доложил ему, что горит Зимний дворец. Император спешно отбыл к месту пожара и, убедившись в отсутствии оного, потребовал объяснений. Затейнику на собственном опыте пришлось убедиться в том, насколько справедлива латинская поговорка «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку». Взбешенный Николай I изрек: «Ты дурак, Бутурлин! И не вздумай только, что это первоапрельская шутка. Завтра я непременно скажу тебе то же самое»…