Однажды
Шрифт:
Мы обменялись контактами, через несколько дней встретились.
Двадцать первый век сам по себе исключал Тютчевские вздохи. К тому же Надя была хоть и не врачом, но медиком.
А для любого причастного к медицинскому миру человеческое тело не представляется сосудом высокой поэзии.
Уже на первом свидании мы занялись сексом.
Один мой друг – не тот, у которого познакомились, а другой – снабдил меня на тот вечер ключами от бабкиной квартиры, пустовавшей по причине госпитализации владелицы.
Ключи я попросил заранее, словно предвидел, что они пригодятся.
Пройдя через постель, мы понравились друг другу еще больше.
Старая калоша выписалась из стационара слишком быстро; ключей я больше не получал.
В контексте истории нет смысла перечислять все ухищрения, к которым мы прибегали, чтобы находить места для встреч.
Читающие по-русски, как правило, живут в России и знают, что наша родина – страна не для людей.
Это проявляется во всем; даже кофе сюда экспортируют в заплесневелом виде.
Об условиях для свободного секса не стоит говорить.
Ситуация усугублялась тем, что мы оба жили с родителями.
Поиск временных лакун, в которые мы могли встретиться без риска, высасывал силы, но приносил мало результатов.
Квартиры на час имелись и даже еще не были, оснащены камерами, отправляющие запись на порносайт.
Но при наших сексуальных аппетитах у меня не хватало денег на съем.
Приходилось удовлетворяться чем попало: от укромных перелесков – благо дело было летом – до лифтовых башен.
Я уже сказал, что до знакомства с Надей нагулялся, как сто котов, для которых на двенадцать месяцев застопорился сплошной март.
Чем я понравился ей – трудно было сказать.
Мои мужские достоинства превосходили средний уровень, о чем приходилось неоднократно слышать. Но считать их причиной мне кажется самонадеянным.
Так или иначе, еще не наступила осень, когда мы решили пожениться.
Инициатива исходила от меня.
Видимо, я внутренне повзрослел; к грядущему тридцатилетию мне захотелось подойти приличным, семейным человеком.
Нельзя сказать, что Надины родители пришли в восторг от нашего решения.
Мои испытали радость. Они были неглупыми людьми и понимали, что я вот-вот перейду предел и навсегда застопорюсь в холостом состоянии.
Все сошлось и мы поженились.
Об этом ни один из нас не пожалел ни разу.
4
Детей у нас с Надей нет.
Так сложилась жизнь.
В период, когда у большинства молодых пар дети появляются сами собой – как мыши «самозарождающиеся» по мнению средневековых алхимиков – мы держали процесс под контролем.
Изначально нас сдерживали жилищные условия.
Со своими родителями жена находится в перманентном конфликте.
У меня теща с тестем тоже не вызывают симпатий.
Надя – типичная горожанка; на деревенской я бы не женился даже в наркотическом угаре.
Родители ее тоже городские, но имеют менталитет сельских дикарей: всю жизнь тянутся на грядки, к кучам навоза и туалету без гигиенического душа.
После свадьбы они пытались привлечь нас обоих на копку картошки. Поползновения я пресек, отношения с старшими второй половины не поддерживаю.
Обе стороны были одинаково нищими, жилья на свадьбу не подарили.
По комплексу причин мы поселились у меня.
Бесконфликтная со всеми, кроме отца и матери, Надя легко уживалась со свекрами.
Но квартира была двухкомнатной, не отличалась площадью. Заводить ребенка в многолюдной тесноте не хотелось.
С потомством мы решили обождать.
Года через полтора я перешел в нынешнюю фирму.
Должность коммерческого директора мне предложили позже. Но благодаря рекомендациям от московской конторы взяли сразу начальником отдела продаж.
Моя зарплата существенно перевалила среднюю, возраст и статус «молодой семьи» давали привилегии.
Мы взяли ипотеку и отделились.
Квартиру, правда, я смог выторговать лишь однокомнатную, но хорошую – большую «студию» на пятнадцатом этаже в новом микрорайоне.
Однако и тут мы не поспешили заводить ребенка.
Едва вырвавшись из условий, где нельзя пройти в туалет голышом, ни один из нас не хотел взваливать следующее бремя, выгораживать угол для детской кроватки и опять оглядываться.
Взвесив все «про» и «контра», мы решили отложить размножение до очередного улучшения условий.
Ведь имелась теоретическая возможность напрячься и перебраться в двухкомнатную квартиру.
Можно было уговорить чьих-нибудь родителей переехать сюда, совершив родственный обмен.
Но все осталось именно в теории.
Время шло, а мы ничего не предпринимали.
Нам понравилось жить без дополнительных проблем.
Мы пристрастились к вкусной еде, носим одежду не с рынка, каждый год отдыхаем за границей, недавно купили дорогую машину – двухлитровый серебристый «Форд Фокус».
И чем дольше продолжается такая жизнь, тем сильнее я понимаю, что ребенка у нас – по обоюдному, хоть и не выраженному согласию – не будет никогда.
Нам хорошо вдвоем и не нужны перемены.
Я не люблю детей, никаких: маленьких за то, что они плачут и мерзко вопят, больших – за дикарскую музыку, которую они гоняют круглые сутки.
Должно быть, я не люблю людей в целом.
Меня напрягают соседи по дому, раздражают покупатели в супермаркете, утомляют слишком назойливые сослуживцы.