Однажды…

Ахадов Ильгар

Знаю, не кружится голова,

Знаю, что меня уже не любишь,

Знаю, расставаться нам пора…

Она уходила, а у меня не было сил окликнуть ее. Но, странно, я ощущаю тепло ее тела, а ведь она уже растворялась в горизонте!

Еле открыл слипшиеся веки. Наиля лежала рядом, рука покоилась на моей груди. Почувствовав мое пробуждение, она погладила меня и потянулась еще ближе. Ее горячее дыхание обожгло тело, руки змеиной грацией обвили шею. Я потерял над собой контроль, когда губы ее страстно впились в мои, и я ощутил над грудью

прикосновения ее упругих сосков…

В сознании же продолжала повторяться, как на испорченной пластинке, словно в издевку, последний куплет из некогда такой милой нам с Джулией песни…

Я пойду в тот дальний берег моря,

Там покончу с именем твоим,

Но и ты узнаешь это горе,

Обнимаясь с кем-нибудь другим…

– Извините, что я тут… – Длинный как будто очнулся, раскрыв глаза. До этого у него исчезли даже зрачки под полуоткрытыми веками. Все это время мы с трудом улавливали его последние фразы – он опять переместился во времени.

Мы застыли, словно завороженные.

Длинный, вздохнув, опрокинул очередную рюмку. Мне же уже казалось, что его печенка из железобетона.

Вдруг почувствовал, как тоже перемещаюсь в эту измененную реальность. Слова рассказчика расплываются в пространстве времени, образы облегаются реальной плотью, а события разворачиваются перед глазами, как на киноленте…

…Истосковавшиеся по любви наши тела уже не подчинялись разуму, не могли оторваться друг от друга и повторно, раз за разом сливались в экстазе, я бы сказал, с какой-то яростью.

Эти дни я пил, а ночью пытался забыться в объятиях Наили. Ее же никогда такой счастливой не видел.

Утром после первой ночи она вдруг прямо с постели вся голая побежала в сад. Дождик лил как из ведра, ветер гнул голые ветки деревьев чуть ли не до земли, а она радостно кружилась как сумасшедшая, крича и смеясь. После вся мокрая и дрожащая прибежала обратно и сходу прыгнула в постель, слегка подмяв меня под себя.

– Ты сумасшедшая! – я растрепал ее волосы, пытаясь унять ее дрожь теплом своего тела.

– Я счастливая!..

Я рассказал ей про предостережения Лады.

– Я проклят. И тебя сделаю несчастной.

– Лучше с тобой несчастной, чем без тебя счастливой!

– Между нами всегда будет Джулия. Обнимая тебя, я всегда буду думать о ней.

– Знаю… Но со временем, я надеюсь, и мне найдется клочок места в твоем сердце…

Глава V

Расулов приехал на третий день. Наиля в саду кормила бродячих собак, которые почувствовав человеческое присутствие, наверно со всего поселка собрались в нашем дворе. Она весело махнула ему рукой.

Окинув взглядом неубранную постель с помятыми подушками, Расулов помрачнел, но не подал виду. Я молча наблюдал за его реакцией, за его слегка дрожащими пальцами, прикуривающими сигарету, и отдал должное его самообладанию.

– Какие новости?

– С отцом все как прежде. На твои бандитские деньги ему определили персональную медсестру. Она смотрит также за твоей мамой. Командира и Адылова перевели в Баиловскую тюрьму 16 – это хорошая новость. Можно будет связаться.

16

Баиловская тюрьма – Баиловский следственный изолятор № 1 в г. Баку. В июле 2009 года была разрушена в связи с созданием Площади государственного флага.

– А Гаджиев?

Он помотал головой. После встал:

– Я привез провизию… Твое дело? – указал в сторону пустых водочных бутылок.

– …

– Береги ее, – Расулов кивнул в сторону Наили, все еще радостно подпрыгивающей во дворе с бродячими собаками. После все-таки в сердцах высказался. – Все бы дал на свете, чтобы оказаться тут, на твоем месте.

– И я все дал бы, чтобы ты оказался на моем месте. А я на своем.

– Ишь ты… – он зло буркнул. – Поймать бы автора наших судеб. Задать бы ему… А-хх!..

Слова заклокотали в его горле, прервав богохульную речь. Он словно попытался ухватится за воздух и пошатнулся, шагнув в сторону окна, откуда наблюдал за Наилей.

Мне не обязательно было взглянуть на произошедшее, чтобы понять, что случилось. Прежде чем, выбив дверь и оказаться на коленях перед распростертым телом Наили, я, видимо, увидел эту сцену в обезумевших зрачках Расулова. А может, подсознание нарисовало…

Наиля билась в конвульсиях, но была еще в сознании. Ее отчаявшийся взгляд врезался в мою память уже навеки. Белая спортивка в области груди покраснела. Тонкая полоска крови просачивалась с краешка губ на шею.

– Машину заводи! – помню, я заорал Расулову куда-то в пространство. Позади услышал его мат и резкий металлический звук распахнувшейся калитки. Он пытался вычислить стрелка.

Стараясь не делать резких движений, я приподнял голову Наили и прислонил к колену. Она пыталась что-то сказать.

– Не напрягайся, умоляю тебя! – я отчаянно вымолвил.

Глаза ее увлажнились. Она перестала дергаться. После взгляд начал потухать…

Словно во сне, в замедленной съемке я увидел наклонившегося над собой Расулова, что-то кричащего и показывающего куда-то. Я оттолкнул его. После, обняв уже бездыханное тело Наили, отчаянно зарычал, завыл, не помню, наверное, как потерявший детеныша раненый зверь…

…Положив ее на заднее сиденье машины, я повернулся к Расулову. Он в стороне, молча курил и плакал.

– Уезжай! Дальше я сам…

– …

– Я не смогу ее оставить.

– А я что, могу! – он вдруг заорал, брызжа слюной. – С чего взял, что ты лучше меня? Я ее раньше тебя знал! Откуда ты свалился на нашу голову? Все было бы иначе!

– Уезжай! Ей уже не поможешь…

Нырнув за руль, вспомнил:

– Запомни номер, – я несколько раз повторил телефон Насти. – Передай все как есть. Под матрасом мой ствол и паспорт…