Однажды…
Шрифт:
– А успех в операции “Возмездие”?
– Дело в том, что у нас не было серьезного фактического материала, кроме признания на кассете Мансурова и наших собственных справок-отчетов по этому делу. МНБ практически взяло предателей на пушку, спровоцировав их давать признательные показания, в том числе друг против друга. Так что при желании можно подвести эту операцию к преднамеренному сливу малозначимой агентуры, с целью раскручивания более значимой, то есть нас…
– Тут я не согласен, – Расулов. – Мы ни в какую не идем в сравнение с теми арестованными предателями, работающими на российское ГРУ.
– Допустим обвинения, предъявленные командиру и Адылову, развалятся в суде, –
– Как я понял, ты скрываешься? – я обратился к Наиле и получил утвердительный кивок. – Тогда кто контролирует моих родителей?
– Врачам заплатили, они трясутся над ними как над младенцами. Навещают родственники, соседи. Каждый день приходят твои тети. Только последние сутки Мехди отсутствовал. Ждали тебя.
– Выходит, мое появление в больнице небезопасно?
– Сам подумай, любой, даже самый бездарь опер, получив твое личное дело, почему-то строго засекреченное, будет пробивать тебя по месту жительства. Выяснится, что отец твой смертельно болен, лежит в Семашко 7 … Усекаешь? Где должен находится любящий сын?.. Но тебя нет. Будут копать дальше. Выйдут на нас. Ведь первое время, когда еще не произошли эти события, мы из больницы не вылезали. И командир приходил, лично общался с медперсоналом, предупреждал об ответственности. Отсюда вывод. Контора держит ситуацию под контролем. Вернее держала. А ты можешь появиться в любое время.
7
больница в Баку им. Н.А. Семашко – Городская клиническая больница № 1. До сих пор в бытовом лексиконе бакинцев – “Семашко”.
– Я… должен быть рядом… – у меня вновь в горле запершило. Чтобы скрыть состояние, отвернулся к окну, засмотрелся на унылый пейзаж – без снега, с сухими, серыми деревьями вдоль дороги.
– Мы это предвидели… – Наиля протянула мне паспорт со знакомой, все еще советской обложкой. Я перелистал. Молодой человек с короткой прической и серьезным взглядом.
– …Это очередной призывник-дезертир. Он чем-то похож на тебя.
– Что-то есть.
– Мы положим тебя в больницу. Войдешь к родителям ночью. На всякий случай голову забинтуем. Впрочем, уши и так тебя основательно изменили. Постарайся маму не вспугнуть. Она сейчас…
– Спасибо, Наиля…
Я представил беспомощных родителей. Каждого, по-своему.
– …Каков план действий? Как собираетесь спасти ваших товарищей?
– Наших товарищей… – мстительно поправил Расулов, подруливая машину к обочине, к небольшому дорожному кафе. – Самый твой дельный вопрос, который мы обсудим после завтрака. Тут такой воздух, что можно проглотить целого барашка…
– Кто крышует нефтетрафик? – я задал последний вопрос, перед тем как вышли из машины.
Мне ответили…
– Только не просите назвать его, – Длинный предупредил аудиторию. – Возможно, я скажу только вам, – кивнул он Прилизанному.
– Я догадываюсь, – нехотя пробубнил тот.
– Я время от времени прилетаю сюда и хочу остаться живым. Этот человек в добром здравии и по-прежнему опасен, хотя его полностью изолировали от политики.
Бакинец присвистнул.
– Ну, если изолировали, значит все-таки добрались?.. – это спросила Гюлечка.
– Я лучше продолжу… – добавил Длинный после короткой паузы…
– Помните друга Сабира Ахмедовича, сослуживца по Афгану? Полковник Гаджиев – ну тот, который спас наши подразделения в боях под Хога 8 , подключив вертушки. Он занимал в Генштабе не последнюю должность, и что для нас существенно, имел родственные отношения с политической верхушкой. Президент же ценил Гаджиева в том числе и как профессионального кадра. Поговаривали, что тот без пяти минут – генерал.
Установив адрес его местожительства, Расулов с Саламовой перехватили полковника прямо у подъезда. Как выяснилось, тот сам был в недоумении арестом Мусаева, и все его попытки узнать что-либо существенное ни к чему не привели. Гаджиев на ходу внимательно выслушал информацию о незаконном нефтеобороте в Азербайджане и имеющем место сотрудничестве должностных лиц с противником по самым разным аспектам, которое и стало причиной роспуска как структурной единицы Разведцентра и ареста его руководителя.
8
Хога – село в Физулинском р-не Азерб. См. – “Однажды в Карабахе”, стр. 173 -176
После он пригласил ребят домой и записал их показания на диктофон.
Он велел разведчикам пока беречься, а также по мере добычи дополнительных улик, его информировать.
Теперь все будет зависеть от сноровки Гаджиева. Иного выхода из возникшей ситуации на сегодняшний день не виделось…
– Мы можем подкупить следствие, – я предложил.
В кафе было тепло от газовой печи и уютно. Мы наскоро позавтракали, теперь пили чай.
Наиля покачала головой:
– Невозможно. Забыл, где живешь? Это политика. Заказчики держат все под контролем. Ни один следак не возьмется. Это можно сделать позже, когда их осудят и все остынет. Не надо исключать и вариант ликвидации Мусаева. Лично у меня вся надежда на Гаджиева. По логике, незаконная продажа нефтепродуктов, да еще и агрессивно воюющему противнику – это помимо предательства прямой вызов политической власти. Их не должны простить, кем бы те ни были…
Мы обсудили и возникшую угрозу жизни Саламовой.
– Ты понимаешь, что это значит. На какое-то время исчезни, пока я не разрулю ситуацию…
Я, естественно, не стал предупреждать ее о своих намерениях сдаться Организации. Она бы никогда не согласилась.
Наиля задумалась, после пытливо уставилась:
– Ты не все договариваешь. И не понятно, почему это тебе поручили… По-любому, я не смогу сейчас отстраниться. Подождем результат от Гаджиева. Я обещаю быть осторожной…
Глава II
Она передала мне ключи от отцовской дачи. После я узнал, что дачное жилье все это время использовалось в качестве конспиративной квартиры.
Вряд ли кто из соседей в зимнее время находился в дачном поселке. Даже в этом случае они не наведывались бы к непонятному и угрюмому “соседу” – родственнику Мусаева, за которым все еще числилось это хозяйство. И который все попытки дачников наладить с ним добрососедские отношения почти грубо пресекал, согласно инструкции.
– При любом раскладе ты всегда можешь обратиться к нему и вновь переоформить участок – он предупрежден. Вот его адрес и прочее, – Наиля протянула свернутый лист.