Одно чудо на всю жизнь
Шрифт:
— Шатун говорил, ты можешь скрываться так, что даже зверь не увидит…
— Зверь — увидит. А не увидит, так услышит или унюхает. На то он и зверь. Есть способы, как нюх сбить, но это когда по следу идут…
— Мне звери не нужны, Сёмка. Я ж не охотник. Мне вот что нужно: сможешь ты за Вилли проследить так, чтоб он не догадался, что ты за ним идёшь?
— Вилли — это тонкий такой, разговаривает культурно?
— Ну да! — Ёська вроде бы удивился, как можно не отличить Вилли от остальных. Для Сёмки же из посёлка Петров Ключ — все они в диковину.
— Так
— Не, Генка не знает, что я тебя прошу. Это я сам. Понимаешь, он иногда уходит куда-то. Один. Потихоньку. И возвращается один. А куда ему идти, если, как он говорит, у него никого здесь нет и ничего он не помнит? Была как бы сестра, и та куда-то затерялась. Куда ж он ходит-то? В городе его никто из наших не видел, а он же приметный…
— Чудно! — удивился Сёмка. Чужие истории в бригаде не рассказывали, сам Сёмка с любопытством не лез и про Вилли слышал в первый раз. — Так-таки ничего не помнит? По башке, что ли, стукнули?
— Может, и стукнули, — неопределённо отозвался Ёська. — Так чего, берёшься проследить-то?
— А как я узнаю, когда он двинет-то? Или у него, как у автобуса, расписание?
— Я тебе скажу. Он же меня одного предупреждает: пошёл, мол, погуляю. Приду тогда-то.
— Ну ладно, пойду я за ним. А дальше?
— А дальше — ничего. Посмотришь, куда он ходит, и обратно придёшь. Мне скажешь.
— А ты — брату?
— Не, я Генке не скажу. Кто его знает, что он решит. Ты не думай, я Генке не всё докладываю. Я — своей головой решаю.
— Ну, старший же братан…
— Это конечно. Но Генка… Понимаешь, он слишком несчастный…
— Несчастный? Это как? — удивился Сёмка. Никогда в жизни ему не приходилось мыслить такими категориями. Но пухлый Ёська явно был с ними накоротке, и этим следовало воспользоваться. В конце концов, разве, уходя из дому, не утешал себя Сёмка: мир, мол, посмотрю… — Ладно, он такой. А счастливый — кто? У кого денег много?
— Не, — Ёська помотал большой круглой головой. — У нас раньше много денег было. Очень. Просто завались. А счастья всё равно не было.
— Ну и где ж оно тогда? Может, и нет его вовсе? — Сёмка даже закашлялся от глубины собственного философского предположения. — Может, придумали, чтоб жить красивше было?
— Не зна-аю, — Ёська задумался. — Мне кажется, что счастье все-таки есть. Обязательно. Где-нибудь.
— Ага. Есть. Хорошо там, где нас нет, — вспомнил Сёмка бабкину приговорку и засмеялся.
— Так ты, Сёмка, проследишь за Вилли-то или как? — вернулся Ёська к вопросу, интересовавшему его явно больше, чем природа и расположение человеческого счастья.
— Ладно, прослежу, — вздохнул Сёмка. Он бы ещё о счастье поговорил.
— Вот здорово! — возбуждённо воскликнул Ёська и слегка подпрыгнул, пытаясь говорить Сёмке прямо в ухо. — Я думаю, он как раз сегодня пойдёт. К вечеру, как стемнеет. Ты не уходи никуда, ладно? Я сразу к тебе прибегу — скажу. Хорошо? И не говори никому, я не хочу… Или чтоб Генка выяснять
— Да ладно, ладно, кому мне говорить-то, — ухмыльнулся Сёмка. — Я ж новый у вас…
Ёська сидел на полу, обхватив руками колени, и смотрел, как пляшут в печке оранжевые язычки. Коврик привалился к его боку и тоже глядел на огонь. В угольных глазах Коврика и на его розовом языке отражалось пламя. За Ёськиной спиной пацаны играли в очко. Буряк почему-то всё время выигрывал. Остальные подозревали его в мухлёвке, но никак не могли поймать и потому злились. Обстановка постепенно накалялась.
Ёська за игрой не следил, думал о разговоре, который подслушал сегодня с утра. Говорили Генка с Вилли.
— Понимаешь, Генрих, — Вилли говорил тихо, но внятно. Тон был такой, словно оправдывается, для порядка, не чуя за собой вины. — Я вовсе не продаю лекарство для Иоганна. Просто без сестры мне трудно его сделать. Я сам не знаю, почему так получилось, но мы с ней владеем разными кусками мира, разными знаниями. Как бы дополняем друг друга, понимаешь?
— А то, что у него почки в любую минуту отказать могут, это ты понимаешь? — перебил Генка. — И всё — хана Ёське, да и нам с Валькой тоже. Ты же видишь, мне все это осточертело давно. А Валька — идиот — кому ж без нас нужен?
— Понимаю, — вздохнул Вилли. — Я пытаюсь что-то сделать один. И ещё буду пытаться. Рано или поздно у меня получится. Но вместе с Аи получилось бы быстрее… Мне, кстати, нужен ещё один анализ мочи. И крови. Я тебе объясню, как сделать… А ты показывал Иоганна вашим врачам?
— Да, регулярно показываю. У нас ещё от отца врач знакомый остался. В Питере.
— Это хорошо…
— Не знаю. Я его не люблю. Он лекарства прописывает и смеётся.
— Как это — смеётся?
— Ха-ха-ха — вот так. Мне кажется, ему на Ёську наплевать и вообще на всех. Он мне про пересадку знаешь, что говорил?
— Что?
— Если, говорит, он доживёт, когда можно почку пересаживать, так у тебя ж, кроме денег, проблем не будет. Потому что запасные детали под боком ходят.
— Как это?
— А это он Вальку так. На что, говорит, ещё идиот нужен? Только Ёське на запчасти. И, главное, понимаешь, он думает, что я тоже так считаю…
— А ты?
— А что — я? Я же знаю, что у него тоже душа есть. И может, не хуже нашей. Если, например, со мной сравнивать…
Ёська задумался и не заметил, как пацаны передрались из-за карт и Косой пришёл их разнимать.
— Ша, братва, ша! — крикнул Косой, перекрывая повисшие в комнате густые матюги. — Кто-то Буряка поймал? Не поймал? Тогда — ша! Промеж себя попусту лаяться — последнее дело.
Кинуться на Косого никто не решился, и потасовка сама собой затихла. Косой подошёл к Ёське, присел рядом на корточки, закурил.
— Дай курнуть! — протянул руку Ёська.
— Обойдёшься, — проворчал Косой. — Генка не велел.
— Да он не увидит.
— Другие увидят. Сам с ним разбирайся.
— Разберусь… А вот скажи, Косой, душа — она у каждого есть?