Однокла$$ники играли в убийство
Шрифт:
– Барахло.
– Не нравится? – спросил голос из темноты.
– Так себе, – ответил Шевчук.
Вспыхнула зажигалка, в ее свете он узнал точеный профиль Распорядителя. Он подпалил фитилек свечи, затрепетало желтое пламя.
– Кое-что, конечно, тут надо усовершенствовать, – сказал Распорядитель, – для таких невозмутимых, вроде тебя. Сделать цельную программу… Пошли, покажу тебе своего любимца – «ваньку– встаньку».
Они пошли по темному коридору.
– Прохлада здесь естественная, – заметил Шевчук.
– Осторожно, не вляпайся, тут трясина… Или ты хочешь пройти по полной схеме?
– Да нет, спасибо. Давай своего «Ваню».
– Сейчас – должно сработать реле.
Тут осветился гроб, что-то заскрипело, потом стихло.
– Черт, опять заело…
Распорядитель подошел к гробу, тронул крышку, она тут же откинулась в сторону.
– Вот… Здравствуй, «Ванечка»! – Мертвец повернул голову и открыл глаза.
– Ну, вставай, вставай, лежебока. Видишь, гостя привел. – Распорядитель протянул руку, будто собираясь помочь, но мертвец тут же пружинисто подскочил, сел в гробу и застыл, будто ушла из него мертвенная сила. – Увы, это пока все. Хочу сделать, чтобы он манил рукой и шевелил губами. Ну, а потом, в перспективе, ну, это уже японцев приглашать надо, хочу сделать, чтобы мой «Ванечка» выходил из гроба, ну, и хотя бы пару шагов навстречу.
Мертвец между тем рухнул обратно в гроб, закрыл глаза, крышка, громко стукнув, вернулась на место, Шевчук вздрогнул.
– Пошли, у меня там закуточек есть, – предложил Распорядитель.
Он толкнул потайную дверцу, выкрашенную под кирпичную стену – вблизи не разглядишь, и вошел, держа перед собой свечу, потом взял со стола подсвечник, зажег все фитили. В помещении, застланном персидским ковром, стояли диван, кресла, в углу отсвечивал зеркалами бар. Распорядитель достал рюмочки, наполнил их коньяком. При свечах жидкость казалась расплавленным червонным золотом.
– К сожалению, за закуской далеко идти.
– Обойдемся…
– Ты когда был в Чечне? – вдруг спросил хозяин покоев.
– В 99-м и 2000-м.
– Понятно. Я тоже в эти годы там был. Следственная группа при МВД России.
– Значит, ты эмвэдэшник?
– Был следователем по особо важным делам, в Чечне раскручивал дело по транзиту особо крупной партии наркотиков. И думал, что взял-таки гада одного, что вцепился в глотку, а это оказалась ступня. Меня и раздавили. Хорошо, в тюрьму не угодил. Загремел из следственных органов. Потом кем только не был: в художественной самодеятельности, рекламой занимался, пробовал даже мемуары писать. А потом, когда сменилось руководство, предложили вернуться в органы. Но я не пошел. И вот видишь, все равно работаю почти по специальности. Организовал дело – спектакль, в котором участвуют все желающие. Ко всему – отличная кормежка, игра в манеры, сэры, пэры, джентльмены… Каждому ведь в глубине души хочется покочевряжиться… И – жуткий детектив: чисто русское убийство. Непрофессионал завалит здесь все дело. Я имею в виду художественную часть… Старые знакомые помогли мне развернуться. Взял в аренду эту дачу, ребят толковых подыскал, деньги льются потоком. – Распорядитель вздохнул. – Надоело все. Будто несешься по скользкой дороге без тормозов. Вертишься, крутишься, чтобы не занесло. Ну, а ты кем устроился в этой жизни?
– Меня тоже уволили, точнее, списали вчистую по здоровью. Последнее место работы – грузчик. Сейчас – нигде.
– Ясно… Ко мне пойдешь?
– Нет, – не раздумывая, отказался Шевчук. – Не по мне это – веселить твоих толстомордых клиентов.
– Кто тебе сказал, что веселить? Я, если ты заметил, особо их не балую. Одно потрясение за другим.
– Заметил. Вешаешь лапшу на уши.
Распорядитель усмехнулся, снова аккуратно наполнил рюмочки.
– Видишь ли, сейчас в работе меня прельщают не столько деньги, как возможность понаблюдать за людьми в ситуациях, которые я им моделирую. Сюда приезжают напыщенные бонзы, которым некуда девать деньги, которые пресытились развлечениями. А здесь они попадают в такие неприятные истории, что весь их апломб как рукой снимает. И сразу видно: кто глуп, кто смешон, кто труслив. Все это игра, азартная игра! Каждый раз я комбинирую что-нибудь новенькое, я изучаю каждого человека и потом предлагаю ему такую роль, ставлю в такое положение, в котором он, миленький, весь передо мной наизнанку…
Распорядитель раззадорился, глаза его блистали, черты лица в мерцающем свете стали резче.
– Однажды очередной заезд моих клиентов так переругался, что мне пришлось прервать игру и навсегда запретить политические споры. В другой раз компания подобралась изысканно-вежливая, предупредительная. Но знал бы ты, сколько гадостей они наговорили друг о друге – столько я никогда не слышал… Однажды один начальник из министерства культуры потребовал у меня план-сценарий. Я его, конечно, вежливо послал к черту. Этот идиот постоянно вмешивался в ход игры, лез с дурацкими рекомендациями. От него надо было избавляться, и я напустил на него всех остальных. В результате он вынужден был с позором бежать… О, это игра, которую еще надо поискать! Но самая лучшая роль – моя. Как ты думаешь, что самое трудное в ней?
Шевчук пожал плечами:
– Держать всех в постоянном напряжении?
– Поверь, самое трудное – сдерживать смех, когда десяток идиотов думают и говорят одно и то же, буквально слово в слово, а ты, зная, как они мыслят, погоняешь их, будто стадо баранов…
Распорядитель встал, подошел к стене, щелкнул зажигалкой, осветил старинного вида канделябр, аккуратно зажег свечи. Стало светлее. Шевчук заметил, что в лице его собеседника появилось что-то отталкивающее. Распорядитель смотрел сквозь пламень свечей, видно, куда-то очень далеко.
– Я каждому подбираю роль, которая соответствует его сущности, которая живет в его душе, рвется, просится наружу… Которая предписана рождением…
– Звучит самонадеянно, – заметил Шевчук.
– … а потом я наблюдаю, как этот человек в своей истинной роли начинает выкручиваться, ловчить, раздуваться от самомнения. После той шутки с наркотиками в моем кабинете побывали все до одного – кроме тебя. О-о, какие были страсти! Шекспир бы нервно схватился за перо… А вот ты не пришел. Как будто тебе все равно. И я понял, что ты из наших.
– Каких это ваших?
– Истинных ветеранов чеченской кампании. Из тех, кто прошел все мыслимые и немыслимые испытания. Я не имею в виду примазавшихся. Те, кто вкусил кроваво-заскорузлой черствой чеченской войны, тот молчит. Ждет своего часа.
– И когда он наступит?
– Я не знаю. Но наступит… Нас слишком много. Имя нам – легион, попомни.
– Кстати, – вспомнил Шевчук, – Криг божился и клялся, что это действительно был морфий.
– Конечно, морфий, именно ему подсунули натуральный продукт. Один пакетик я одолжил у старых друзей из уголовного розыска под честное слово. И, кстати, уже вернул. В остальных случаях был стиральный порошок. А какой эффект! Кстати, идея подсунуть морфий именно доктору пришла мне в последний момент.
Распорядитель уселся в кресло.
– Послушай, Шевчук, ведь ты тоже у меня соответствуешь роли. Ты – агент… После Чечни ты чувствуешь себя чужим в своей стране. Не так ли? Криг – резидент, потому что вечно притворяется. А Азиз – тот вообще двойной агент, самый скрытный тип и, пожалуй, в жизни играет не менее трех ролей сразу, поверь моему нюху старого мента… Почему Ира – «проститутка»? Потому что она таковая и есть – только при своем муже. Разве это не видно? А вот Анюта в своей сущности – совсем иное дело.